Алина Кускова - Женись, я все прощу!

– Мила, – Глеб обнял ее так, как будто всю жизнь обнимал только ее. Люся притихла, надеясь на поцелуй, но он не стал целовать. – Что ты здесь делаешь?

Рассказывать о Петюне ей не хотелось. Романтичная внезапность встречи требовала совершенно иных слов: приглашения на ужин, в театр, в музей, на выставку достижений народного хозяйства, в конце-то концов. Но Глеб молчал и ждал ответа.

– Я тут, – она кивнула в сторону мальчугана, – с племянником.

– С племянником?! – обрадовался Глеб и принялся рассматривать Петюню. – Хороший пацан, боевой.

Тот, примериваясь к автомату, пытался навести прицел на молоденькую продавщицу.

– А ты что здесь делаешь? – в свою очередь задала Люся дурацкий вопрос. Просто для того, чтобы поддержать беседу, увести Глеба от темы мальчугана к Люсиной теме, к теме романтического настроения.

– И я племяннику подарок выбираю! – обрадовался Глеб и уточнил: – Двоюродному. Такой же шустрый парень.

– Тоже автомат? – вздохнула Люся, подозревая: с Глебом что-то не то, раз он упорно продолжает обсуждать племянников.

– Не знаю, – пожал плечами Глеб, – мама присмотрела, пошла покупать.

Люся сникла, у него есть мама. И что, собственно, скисать? Это нормально, у любого молодого мужчины есть мать. Не появился же он на свет из пробирки? Хотя в ее случае это было бы лучшим вариантом. Что ж, Глеб не сирота, это хорошо. Для него…

– А вот и она! – торжественно сказал он, показывая на несущуюся к ним престарелую фурию со всклоченными седыми волосами.

Люся перевела взгляд, ища помощи у Петюни, которому никогда спокойно не сиделось на месте. Она предполагала, что в данный момент хороший пацан убивает молоденькую продавщицу и ту срочно нужно спасать! Люсе так не хотелось раньше времени знакомиться с матерью Глеба, ей вполне хватило Смолкиной. К тому же она боялась, что Глеб представит ее просто случайной знакомой, чем уколет ее самолюбие и нанесет непоправимый ущерб их стремительно развивающимся отношениям.

Но представлять никого не пришлось. Люся, убедившись, что продавщица пока еще цела, вернула глаза на место и увидела перед собой… Ольгу Леонидовну. Если бы вместо Ольги Леонидовны стояла старая чертовка с облезлым хвостом, размахивающая перед ней огненными вилами, то Люся удивилась бы гораздо меньше.

Обе дамы молчали и сверлили друг друга странными взглядами. Глеб нахмурился и отпустил талию Люси, предполагая, что ничем хорошим это обоюдное сверление не завершится и на всякий случай ему следует сохранять мужской нейтралитет.

– Вы, милочка?! – зловеще прошептала Ольга Леонидовна Савицкая.

Люся машинально хлопнула себя по лбу. Она же знала их фамилии и не попыталась сопоставить?!

– Вижу, что вы меня узнали, – усмехнулась Савицкая и схватила Глеба под руку. – До чего скатилось общество?! Ни стыда, ни совести. Некоторые замужние дамы себе слишком много позволяют. Обниматься прилюдно с другими мужчинами?!

– Мама, о чем ты говоришь? – изумился Глеб, пытаясь воспротивиться ее твердой, уверенно оттаскивающей его от падшей женщины руке. – Это же моя Люся с племянником.

– Тла-та-та-та-та. – В довершение общей картины полного грехопадения из отдела огнестрельного оружия выскочил Петюня и направил автомат на злую женщину.

– Племянничек? – покачала головой та. – Ясно. Яблоко от яблони!

И сильнее прижала к груди свою покупку: коробку с интеллектуальной бродилкой. И сына Глеба.

– Я позвоню, Мила! – крикнул ей напоследок Глеб, уводимый матерью из этого вертепа – магазина игрушек, в котором он назвал Люсю «моя».

Моя! Как много в этом слове для сердца женского слилось! И как же в нем отозвалось: «Позвоню!»… Люся поглядела вслед родственникам и вздрогнула. Обернувшаяся Ольга Леонидовна окатила ее таким презрением, что та опешила.

Как до нее сразу не дошло, что Савицкая считает ее женой Смолкина?! Потому и болтала про замужних женщин, которые себе позволяют. Это она-то позволяет?! Да у Люси ничего с этим самым Смолкиным не было! И быть не могло. Да Люся это все затеяла ради подруги. Да у нее спина уже чешется – крылья ангельские пробиваются, а тут совершенно беспочвенные обвинения в ее адрес. Только как все это объяснить Глебу? Наверняка мать наговорила ему всяких гадостей про якобы жену его соседа. Ой! Так она сама представила Федора как брата. Вот оно, возмездие. Слишком высокая плата за любовь подруги…

– С вас триста восемьдесят рублей, – Люся очнулась оттого, что ей в ухо кричала продавщица. – Если для вас это дорого, то обращайтесь к заведующей. Вам все равно придется купить автомат, ваш мальчик уже разломал его пополам…

– Нет, ничего, триста восемьдесят, – пробормотала Люся и полезла в сумочку за кошельком.

Рисковать ребенком она больше не стала. Мало того, что ноги сделались ватными и упорно отказывались идти в сторону дома Смолкина, так они еще тащили Люсю к ее собственной квартире, которую она в последнее время посещала лишь набегами. Одно было хорошо: рядом жила Эллочка, на руки которой можно было сдать Петюню.

– Ну, что? – Эллочка открыла дверь и подмигнула. – Пригодился?!

– Да, – кивнула головой Люся, – в роли яблока от яблони.

– Тла-та-та-та! – потряс обломками игрушки тот.

– Это ничего, что я его раньше возвращаю? – из деликатности поинтересовалась Люся. Возможно, Эллочка собиралась в театр, в музей или на выставку народного хозяйства…

– Ничего, – махнула рукой та, – я уже привыкла. Его отовсюду раньше приводят. А Смолкин-то как отреагировал? Как надо?

– Как планировали, – кивнула ей Люся и побежала вниз по лестнице. – Потом расскажу!

Рассказывать ничего не хотелось. Настены с Федором еще не было, а позвонившей маме Люся сказала, что поругалась с мужем. Та ответила, что ничего другого она от этого брака и не ожидала, что у нее сидит в гостях прекрасный человек и удачливый финансист – бухгалтер цирка шапито Мишкин, что если ее перезрелая груша соизволит приехать и познакомиться с ним, то будет ей счастье. Люсе это было ни к чему. Хватит с нее цирка на сегодня. Она положила трубку и завалилась на диван.

Настроение было под стать погоде: небо за окном хмурилось, собираясь разразиться прохладным дождем. Люся, глядя в потолок, старалась предугадать дальнейший ход событий. Получалось мерзко и гадко: Глеб ловит на лестнице Смолкина и требует от него объяснений, жена ему Селиванова или нет. Смолкин, которому она всю печенку проела, осыпает ее проклятиями и кричит, что такой стервозной жены у него еще никогда не было. Что у него вообще никогда не было жены и не будет! Тут же в их разговор встревает Белкина и говорит: «Феденька, да как ты можешь так говорить о своей Люсеньке?!»

О своей… Нет, она не его. Она хочет принадлежать другому человеку! Развод и девичья фамилия. Ах да, фамилия у нее все еще девичья. Значит, просто развод! И пусть только попробуют наговорить Глебу что-нибудь гадкое про нее.