Инна Туголукова - Собака мордой вниз

– Ах ты!.. – задохнулась Соня. – Да я тебе сейчас…

Но он уже приник к ней под новый свитер, нежный и пушистый. И руки у него были такие холодные, что Соня задрожала. А может, она дрожала от страсти. Мгновенно вспыхнув, Соня загоралась как спичка и уплывала, тонула в волнах наслаждения.

Но на сей раз «утонуть» не удалось – слишком стремительными оказались атака и триумф победителя. «Что это было?» – хотела язвительно осведомиться Соня, глядя на довольное лицо Даника, но сдержалась, ибо недавно узнала ответ, совсем случайно, сама того не желая.

Все, как известно, познается в сравнении, а ей теперь было с чем сравнивать. Дамский угодник Костя Стариков, второй мужчина в ее жизни после Даника, первого и единственного, невольно открыл ей глаза, преподав щедрый урок плотской любви.

Оказалось, что есть на свете мужчины, думающие не только о себе, любимом, о примитивном собственном удовлетворении – увидел курочку, потоптал и отвалился, гордый своей мощью до чрезвычайности. А что там курочке перепало, кроме взъерошенных перьев и нежелательной беременности, никого не волнует. Это уж ее, курочкины проблемы. Вспрыгнули на тебя, оказали такую честь – сконцентрируйся и получи удовольствие. Кому ж охота часами париться, пока ты раскачаешься, фригидная?

Костя Стариков был изобретателен, нежен и терпелив. И «процесс» занимал его не менее результата. И это было потрясающе! Соня до сих пор вздрагивала, вдруг воскрешая в памяти фрагменты той сумасшедшей ночи, – эти его слова и прикосновения, немыслимые вещи, которые с такой готовностью она проделывала с ним в постели, а теперь краснела при одном воспоминании и увлажнялась в паху, и сердце подпрыгивало к горлу и там взволнованно трепыхалось, и порхали бабочки в животе, и сбивалось дыхание. И до дрожи, до мурашек по всему томящемуся телу, до головокружения хотелось повторить чудесные прикосновения и услышать колдовские слова, и позволить себе быть бесстыжей и щедрой, дарить себя без остатка и жадно требовать отдачи – еще раз пережить все это и переживать потом снова и снова.

Вот потому она, наверное, и уехала к тетке, испугавшись собственной необузданности и сочтя ее неправильной, стыдной и недопустимой.

– Ау, старушка! – пощелкал Даник пальцами у нее под носом. – Ты слушаешь? Встречаемся в столовой. Система здесь ресторанная – заказываешь, что тебе нравится, и оплачиваешь через кассу. Сегодня, правда, придется довольствоваться дежурными блюдами, а завтра…

– А завтра я уезжаю, – сказала Соня.

– Как это? – удивился Даник. – Что за глупости? Хотели же на три дня…

– Работа, – туманно пояснила Соня.

– Работа?! – сардонически изумился он. – Ты что, готовишь выездное заседание ООН, и тебя некому заменить? О чем ты, Соня?!…Ну, хорошо, хорошо, извини. Я просто расстроен. В кои-то веки выбрались цивилизованно отдохнуть…

И Соня подумала, что, вероятно, ему и в голову не приходят обычные мелочи вроде денег, особенно теперь, когда все его мысли заняты предстоящим, обещанным им серьезным разговором и тем решением, которое он наверняка уже принял. И он, конечно же, хотел как лучше, старался, заказал для нее номер. И вот теперь огорчился, узнав о ее отъезде. И стоит ли усложнять и омрачать их и без того не слишком радостные отношения, если все равно ничего не изменишь? Вот такой он, Даник, и другого у нее нет и скорее всего уже не будет. И разве так уж важно, кто заплатил за ее номер и оплатит обед? Она неплохо зарабатывает и вполне способна себя прокормить. Так чего же городить огород?

…Обедать пришлось в компании с энергичной пожилой дамой, которая, с завидным аппетитом поглощая блеклый диетический корм, поделилась с ними услышанной нынче по радио информацией.

– И заметьте, – вещала она, для вящей убедительности поднимая вверх то ложку, то вилку, – выступал не какой-нибудь шарлатан. А доктор наук, светило отечественной медицины, забыла фамилию. И он сказал, что к сорока годам у любого человека – у любого! – скапливаются в организме каловые камни, а у некоторых залежи их достигают двадцати – двадцати пяти килограммов. Вы представляете? Остается только узенький проход для каловых масс – это вскрытия показали. Когда трупы вскрывают, – пояснила она для тех, кто не понял. – В результате под их объемом и тяжестью прямая кишка патологически удлиняется. А весь организм отравляется ядом. Вот почему так важно бороться с запорами, особенно хроническими. И вам, молодые люди, самое время этим заняться. Вот мне ваш цвет лица не очень нравится, – внимательно вгляделась она в Даника. – Вы регулярно опорожняете кишечник?

– Кишечник? – зарделся Даник, брезгливо отодвигая тарелку с остывающими колбасками люля-кебаба. – Займусь эти незамедлительно. Пойдем, Соня! Приятного вам аппетита, мадам. Надеюсь за ужином услышать от вас что-то не менее занимательное.

– Нет-нет! – замахала руками старая дама. – Я давно уже не ужинаю. Довольствуюсь на ночь кефиром, что и вам советую.

– Мы обязательно воспользуемся вашими рекомендациями, – заверила Соня, но дежурное блюдо – картофельные котлеты под грибным соусом (и хмурым Даниковым взглядом) – доела. Что же добру пропадать? Тем более она голодна, котлеты неплохи, хоть и дежурные, а про грибной соус еще Наполеон (или его не менее великий повар) сказал, что под ним можно съесть даже подметку.

Неизвестно, конечно, из каких грибов готовили императорскую подливку, а эта была явно из шампиньонов, но тоже съедобная, несмотря на их тепличное происхождение. Или где их там выращивают в таких невероятных количествах? В подвалах? Бледные копии своих роскошных природных собратьев.

Однажды на взгорке возле леса Соня нашла настоящие шампиньоны – толстые и упругие, кипенно-белые грибы с нежно-розовой подпушкой и потрясающим ароматом. А как-то в весеннем лесу, очарованная черемуховым дурманом, она случайно глянула под ноги и между двух поваленных сосен в жухлой прошлогодней листве увидела вереницу сморчков – впервые в жизни! Она даже не сразу поняла, что это такое, и осторожно тронула пальцем нежную, завитую тугими кольцами шляпку. Четыре гриба выстроились по росту – бордово-коричневые на бежевых резиновых ножках – вот уж воистину чудо природы, дар небес!

Соня тогда сделала из них соус неземной вкусноты. Даник, правда, есть его категорически отказался, даже пробовать не стал. Наверное, услышав опрометчивую Сонину фразу, что сморчки ядовиты и варить их надо, дважды сливая воду. И потом, когда она ела, урча от наслаждения, внимательно на нее поглядывал, словно ожидая, что вот сейчас она в судорогах свалится к его ногам с выпученными глазами и пеной изо рта.

Да Соня, собственно, и не настаивала, не понимая, как можно силой заставлять человека есть, если он не хочет? Особенно ребенка. Наверное, потому что имела на сей счет собственный горький опыт. Бабушка Констанция, памятуя, вероятно, о своем голодном деревенском детстве, готова была убить ее, но накормить, отдавая предпочтение манной каше – мерзкой бесцветной замазке, которую считала основным и непревзойденным продуктом.