Ирина Словцова - Зять для мамы

– Так… – И опять взмах длинных ресниц и стук тонких пальцев по перилам.

– А что ты умеешь делать? – не сдавалась Марина. – Я попытаюсь найти тебе работу через своих знакомых. Но я должна знать, в каком направлении хоть искать-то…

– На гитаре могу играть. – Наконец зять сказал что-то конкретное, но оно не годилось, и она это не засчитала.

– Это для отдыха хорошо.

– Вина различать… – Разговор его явно тяготил.

– Что за бред! Этим деньги не зарабатывают.

– Вообще-то у меня права есть, правда… Я до Франции водил машину матери…

Больше поговорить не удалось: на балкон вышла бабушка с ворохом новостей, только что услышанных по радио. Она торопилась объяснить молодым, в какой стране они живут и какую страну потеряли по причине своей полной политической безграмотности. Наступало время Б, и Марина решила уйти на работу. В ее дизайнерском агентстве тоже не обойтись без разговоров, но все же они так не раздражали. Опять же можно было сделать пару звонков, чтобы переговорить с друзьями о возможном трудоустройстве зятя.

Но сначала нужно было рассказать им о его существовании, вернее, внезапном появлении. За всеми переживаниями и хлопотами по устройству молодых Марина совершенно упустила из виду, что нужно как-то поставить в известность общество о своем новом статусе тещи. Ее «общество» состояло из нескольких подруг и любовника.

Когда ей хотелось душевной теплоты, она шла к Тать–яне. Когда ей необходима была большая доза эстрогена, она шла к Алле. Когда ей нужен был разбор полетов и подтверждение правильности ее педагогического пути, она отправлялась к Юлии. А когда она вообще ни о чем не хотела думать, она отправлялась к Валентину.

Татьяна, искусствовед, одна воспитывала дочь, помощи ни от кого не ждала и не получала. Никогда не теряла чувства юмора, оптимизма и душевности – к тем, кого любила. Как-то в ее галерею современного искусства случайно попал финский бизнесмен. Увидев пышные формы гида Татьяны, влюбился и каждый день мужественно постигал глубокий смысл современной живописи (с ее помощью), пока наконец не пригласил на первое свидание. Роман был бурным, но коротким. Бизнесмен через месяц улетел, а у Татьяны открылся талант: она вдруг увлеклась керамикой и стала лепить из глины такие оригинальные вещицы, что в Лавке художника они распродавались влет. «Жить стало легче, жить стало веселей».

Алла была заказчицей Геннадия. Как-то он собирался в очередную командировку, а ей загорелось переделать интерьер спальни. Вот тогда-то Гена порекомендовал ей Марину как дизайнера, «который с блеском осуществит все ваши пожелания». Алла, очень красивая, натуральная блондинка, очень ухоженная, очень обеспеченная, уверенная в себе женщина, «работала» женой Олега, занимавшего высокий пост в какой-то международной корпорации. Марина была всего лишь симпатичной, вечно спешащей на работу или к заказчикам разведенной женщиной, которая не могла позволить себе личного стилиста, парикмахера, маникюршу и еще кучу специалистов, призванных лелеять и холить женское тело. Ее заработка хватало лишь на то, чтобы обеспечить сносную жизнь своему малочисленному семейству. Тем не менее Марина и Алла находили общение друг с другом приятным и взаимополезным.

Юлия работала старшей медсестрой в районной поликлинике, была воплощением благоразумия и надежности. Она рано и очень удачно вышла замуж, воспитывала двоих сыновей и мужа, всегда точно знала, что и кому нужно для счастливой жизни, и не испытывала, как Марина, сомнений в правильности избранного ею пути.

Общественность к изменившемуся семейному статусу Марины отнеслась благосклонно.

«Маришка, а ты знаешь, как сейчас трудно выйти замуж за нормального мужика? А ваш не пьет, не наркоманит, не дерется, да еще хорошенький какой. Я их видела с Аленой – картинка, а не пара. А какими глазами он на нее смотрит! У меня аж сердце защемило. Теперь и ты можешь свою судьбу устраивать», – порадовалась за подругу Татьяна.

«Да отправь ты их на съемную квартиру. Она получит по полной программе от него и его проблем и через месяц разведется», – посоветовала Алла.

«Ты, главное, не вмешивайся, пусть сами строятся», – сказала ей Юлия.

Больше всех ликовал Валентин: «В квартире образовалось три семьи: ты, бабушка и молодые. Это же Бородино! А давай-ка ты ко мне перебирайся. Хоть на старости лет поживем в свое удовольствие!»

Валентин был хирургом-стоматологом и работал в отделении челюстно-лицевой хирургии. Там Марина с ним и познакомилась.

Как-то у нее дико разболелся зуб под коронкой, она отправилась на консультацию к своему врачу. Та обнаружила в десне кисту и сказала: «Вам нужно делать резекцию корня. Если вы хотите сохранить зуб, да еще глазной, и не заниматься перепротезированием, вам поможет только классный специалист. Я такого знаю, – и на клочке бумаги написала номер телефона и имя: Валентин Юрьевич Скурихин. – Сошлитесь на меня, а то к нему очередь на полгода вперед».

Марина позвонила Скурихину, объяснила ситуацию, что «дизайнер, что работает с людьми, что ждать не может, что хотелось бы сохранить лицо и дикцию и…». Он прервал поток ее торопливых фраз глубоким баритоном:

– Завтра в десять утра после врачебной конференции ждите в отделении.

– А-а…

– У нас у всех на карманах бейджики с именами. – И, хохотнув совсем неофициально, предупредил: – Меня трудно не заметить.

Он был прав: когда мимо нее шли участники закончившейся врачебной конференции, на кармане халата самого крупного, высокого, усатого, бородатого, загорелого и белозубого мужчины висел бейджик с именем: Валентин Юрьевич Скурихин. Поймав на себе его взгляд, Марина сделала движение навстречу.

– Это я вам вчера звонила, – представилась она и подумала, что сказала глупость: ему вчера, как и сего–дня, и завтра, могли звонить десятки женщин. Но он, по всей вероятности, уже привык к глупостям людей, страдающих от боли, поэтому был краток.

– Снимки захватили? Хорошо. Идемте со мной. – И легко для своего роста и веса зашагал по коридору, не интересуясь, успевают за ним или нет. Открыл дверь ординаторской, пропустил Марину вперед, пристроил на специальный экран с подсветкой снимки ее многострадальной челюсти. Объяснил доходчиво и подробно, что с ней происходит и что он собирается делать. Но… сам остановил поток своего красноречия:

– Стопроцентную гарантию дать не могу, слишком глубокий маргинальный процесс. Так что вы решили? Согласны на операцию?

Она хоть и не понимала, что значит маргинальный процесс, была согласна. А куда, вернее, к кому ей еще обращаться? Он поднялся со стула, сразу став выше ее на голову, посмотрел в глаза:

– Значит, в понедельник утром приходите, оперируемся. Немного отдохнете и в этот же день уйдете домой.