Татьяна Тронина - Роман с куклой

– Зачем ты звала меня, Ива?

– Не знаю…

– Ну здрасте! Слушай, ты здорова? – как всегда бесцеремонно спросила Ева. – У тебя такой вид, будто ты таблеток наглоталась…

– Ева… Ева, вы что, теперь снова вместе? – шепотом спросила Ива.

– Да, – спокойно, не мигая, ответила та. Короткое слово прозвучало, точно приговор – наверное, с такой стремительностью обрушивается гильотина на шею приговоренного к смерти. Вжик! – и нет человека.

«Твой грех – «вполовину», – вспомнила вдруг Ива слова Толика Прахова. – Ты никогда не идешь до конца!»

– Разве ты его любишь? – прошептала Ива.

А Ева ничего ей не ответила.

пропела дрожащим голоском Ива слова старой песенки. «А чего я боюсь? Мне и так нет жизни!» И, словно в каком-то тумане, она протянула руку к столу, где поверх яблочной кожуры на деревянном столе лежал нож.

«Какая разница, что со мной будет потом?.. Зато я буду спокойна. Зато я буду знать, что сумела пойти до конца!»

Перехватила костяную ручку поудобнее и замахнулась.

Лицо у Евы даже не дрогнуло – она как будто ждала этого нападения. Метнулась в сторону. В прозрачных льдистых глазах мелькнуло нечто вроде жалости…

– Ива, не надо, – спокойно произнесла Ева. – Прошу тебя. Это глупо…

– Нет! – прошептала Ива и снова ринулась вперед с ножом. – Пусть не мой, но и не твой тоже… Пусть чей угодно, но только не твой!

Она говорила о Данииле. Ева отскочила, потом, когда Ива в очередной раз попыталась метнуться в ее сторону, толкнула ногой деревянный табурет, стоявший здесь же, на веранде.

Ива споткнулась о табурет, едва не упала – теряя равновесие, взмахнула руками. Как это произошло – Ива не успела понять… Но, словно в замедленной съемке, увидела – бутон на цветке, стоявшем неподалеку, переломился, повис, держась только на тоненькой кожице, а потом упал на пол, прямо к ее ногам. Она случайно перерезала ножом стебель.

Странно, но зрелище сломанного цветка настолько поразило Иву, что она выронила нож. У нее было чувство, что она и в самом деле убила кого-то. Кого-то живого! Такого мучительного, нестерпимого сожаления она еще не испытывала…

Несколько мгновений Ива разглядывала так и не успевший распуститься бутон орхидеи, а потом упала на колени. Взяла цветок в руки, едва не плача.

– Ива!

– Уйди! – глухо сказала она. – Уйди, пожалуйста.

– Ива…

– Уйди! Можешь не бояться, больше такую глупость я не повторю…

Ива держала на ладонях бутон, пытаясь придумать, как спасти его. Поставить в воду? В какой-нибудь особый раствор? Что в книжках по цветоводству пишут по этому поводу, интересно?..

Когда она подняла глаза, Евы рядом уже не было.

Ветер коснулся ее лица.

Последние летние денечки. В последний раз греет теплом солнце. Листья в саду уже начали желтеть.

– Скоро осень, – пробормотала Ива. – Господи, вот так и жизнь пройдет – не заметишь…

– …Вот, послушай, что пишут, – Ева развернула газету. – «…как получилось, что в этих местах, издавна славившихся свободомыслием и широтой души, завелись фашиствующие молодчики, державшие в страхе все население края? Губернатор Мигунов – а именно он явился инициатором создания так называемой «народной дружины» – заявил: «Я могу только осудить рвение своих подчиненных, слишком буквально воспринявших свои обязанности. Недаром в народе говорят: «Заставь дурака богу молиться, так он себе весь лоб расшибет!» Безусловно, назначение Никиты Телятникова на должность воеводы – большой кадровый просчет. Мы проведем тщательную проверку. Действительно ли он покушался на жизни известного писателя Даниила Михайловского и его супруги – будет разбираться суд. Но, к сожалению, могу еще добавить следующее – Телятников после недавних событий, что называется, ударился в бега. Его ищут и непременно найдут…» Нет, ну ты слышишь? – нервно захохотала Ева и скомкала газету.

– Какой кошмар… – вздохнула Шурочка Лопаткина. – Значит, самому Мигунову ничего не будет?

– Не знаю… – пожала плечами Ева. – Данька пишет сейчас разгромную статью о том, что творится в Байкальском крае. Только вот будет ли толк? В последнее время столько всяких разоблачений – по всяким разным поводам, но, по-моему, они уже мало кого трогают. Сазонов тоже вот недавно выступал с очередными разоблачениями…

– Будем надеяться на лучшее! – истово сказала Шурочка. – Ладно, мне пора…

– Слушай, но ты так и не рассказала о себе…

– А что рассказывать? Стасик, после того как переехал от меня, даже не позвонил ни разу.

– А на работе как? Ты не думала ее сменить?

– Ох, надо бы… Я два раза уже подавала заявление на увольнение, но оба раза Вениамин Лазаревич порвал их в клочья. Такой деспот! То пилил меня почем зря, что я не справляюсь со своими обязанностями, то критиковал за то, что не умею выдерживать офисный стиль в одежде, то… Ох! – Шурочка даже не стала продолжать и безнадежно махнула рукой.

– Слушай, Шурка! – неожиданно оживилась Ева. – Я поняла!

– Что? – испуганно спросила Шурочка.

– Так он же в тебя влюблен! Вот и мучает тебя почем зря, не может свои чувства показать… Ты же говорила, что он как начальник – принципиален и занудлив?.. Ну вот, все ясно – он в тебя влюблен, но искренне пытается побороть свою любовь, поскольку она никак не вписывается в офисный формат и вообще, по его представлениям, незаконна…

– Ты думаешь? – Шурочка широко раскрыла глаза. – Ой, мамочки… Мне такая мысль даже в голову не приходила… Нет, ты ошибаешься!

– Шурка, ты такой розан, такая славная… – Ева обняла ее. – Ну как тебя не потискать, не ущипнуть! Ты так мило всегда смущаешься и краснеешь, так очаровательно пугаешься – да этот твой Вениамин Лазаревич там, наверное, весь слюной изошел! Ходит вокруг тебя и облизывается…

– Ой, Ева, не придумывай! – возмутилась Шурочка. – Он же на Кощея Бессмертного похож! Такой тощий, страшный, ворчливый, синяки у него под глазами недавно появились, ко всему прочему…

– Вот именно! Из-за тебя, – многозначительно произнесла Ева. – И потом, ты сама когда-то мечтала быть в центре бушующих страстей…

– Нет, нет, нет! – завопила Шурочка. – Ничего не хочу слышать! Все, мне пора… Пока-пока-пока! Привет Даниилу…

И она, подхватив сумочку, убежала, точно за ней гнались.

Вечером, когда приехал муж, Ева, смеясь, передала ему этот разговор. Но Михайловский как-то невнимательно ее слушал – все смотрел в сторону, рассеянно хмурил лоб.

– Данька, да ты совсем меня не слушаешь! – под конец рассердилась она. – У тебя такой отсутствующий вид… Вот о чем я сейчас говорила?

– Ты рассказывала о каком-то начальнике, который домогается твоей Шурки, пользуясь своим положением…