Даниэла Стил - Что было, что будет...

– Прошу тебя, Олимпия, прекратим этот бессмысленный спор. Мое решение неизменно.

– Прекрасно! – отрезала жена, обдав его гневным взглядом. – Ну и сиди со своими принципами, если они тебе дороже нас!

– Твое мнение на этот счет мне известно, – негромко отозвался Гарри. Вид у него был разнесчастный. – Пойми, принципы – это не шляпа, которую можно снять, если она не подходит. Они скорее как терновый венец, который приходится носить, невзирая ни на что.

Больше Олимпия не издала ни звука и, пока окончательно не рассердилась и не наговорила лишнего, вышла из комнаты. Было ясно, что никаких компромиссов по данному вопросу не будет. Эту битву она проиграла. Нравится или нет, справедливо или нет, но уступить на сей раз придется ей.

Стоило явиться двойняшкам, как в доме все пошло кувырком. Подружки девчонок шастали туда-сюда, телефон звонил беспрерывно. Набежали девочки, тоже приглашенные на бал, шушукались с Джинни, хихикали и разглядывали платье. Всем оно очень понравилось. Другого мнения и быть не могло, платье действительно было роскошное. А Вероника заперлась со своими подружками у себя – из ее подруг никто на бал не собирался.

Фрида держала дверь в гостиную открытой и с удовольствием следила за перемещениями молодежи. Олимпия заказывала ей кошерную еду, Чарли принимал посыльных и помогал накрывать бабушке на стол, старательно раскладывая еду по разным подносам и блюдам – рыбу отдельно от мяса и молочного. Правда, Фрида проявила великодушие и была согласна отступить от своих строгих правил, учитывая неординарность ситуации. Она понимала, что Олимпии сейчас лишние заботы просто не по силам. Она надеялась, что Господь простит ей эти маленькие прегрешения, если только она не станет есть мясо со сливочным соусом, омаров или креветок. Олимпия очень серьезно относилась к требованиям свекрови, понимая, как важно для пожилой женщины соблюдение правил.

Вечером в четверг начался праздник Хануки. Олимпия зажгла свечи, а Фрида прочла вслух молитвы. Они обменялись подарками – так надо будет делать на протяжении всех восьми дней праздника. Олимпия была рада, что в эти дни Фрида была с ними, ее присутствие словно сплачивало семью. К тому же этот светлый и добрый религиозный праздник отвлекал всех от темы уже близкого бала.

Джинни с волнением ожидала приезда Стива, он должен был появиться в пятницу вечером. Вероника по-прежнему обнадеживала, что Джеф ее не подведет и будет выглядеть и вести себя пристойно. Его ждали только в субботу утром – в пятницу у Джефа были неотложные дала в Провиденсе, и Вероника сказала, что раньше вырваться ему никак не удастся. Олимпию это тревожило, но спорить с дочерью было бесполезно. Сейчас, когда до бала оставались считаные дни, настроение у нее было хуже некуда.

Вечером в четверг Олимпия вспомнила, что она так и не видела белые атласные туфли Вероники, хоть та и божилась, что они у нее есть. Она решила сама поискать их в шкафу. В противном случае придется срочно покупать новую пару, не то дочь выкинет какой-нибудь фортель – наденет кроссовки или лодочки красного цвета.

Она вошла в комнату дочери в тот момент, когда та, с полотенцем на голове, выходила из ванной.

Увидев обнаженную спину дочери, Олимпия ахнула: на обеих лопатках красовалась огромная татуировка – гигантская цветная бабочка размером с большую тарелку. Олимпия, сама того не желая, громко ахнула. Вероника подскочила – она не слышала, как вошла мать, и не увидела ее из-за полотенца, съехавшего на глаза.

– Господи! Это еще что такое?

Олимпия поверить не могла, что Вероника сделала такую безобразно огромную татуировку. Олимпия расплакалась.

– Мам, перестань… Ну, пожалуйста… Прости меня… Я сама хотела сказать… Я давно хотела сделать такую. Она мне так нравится! Ты привыкнешь…

Вероника была в панике. Если мама им когда-нибудь что и запрещала, то именно пирсинг и татуировку. Только уши проколоть позволила. А татуировка… – это вообще было что-то немыслимое.

– Глазам своим не верю! Как ты могла?!

Олимпия опустилась на кровать. У нее кружилась голова. Тело ее ребенка осквернено! Она представить себе не могла, как Вероника теперь будет жить с этим до конца своих дней. Это же неприлично! Надо немедленно свести рисунок, но Олимпия понимала, что дочь откажется.

– Выглядишь так, будто только что вышла из тюрьмы!

– Да у нас в колледже все в татушках! Мам, мне уже восемнадцать. Имею право делать со своим телом, что хочу!

– Ты хоть представляешь себе, как это выглядит? А когда тебе стукнет пятьдесят? Ты что, спятила? – Она запаниковала еще больше. – У Джинни тоже есть?

Вероника со смущенным видом присела рядом с матерью и обхватила ее руками.

– Мам, прости. Я не хотела тебя расстраивать. Я о такой татуировке, знаешь, сколько лет мечтала?!

Олимпия знала, что это правда. Но тогда ей казалось, что она сумела отговорить дочь. Ей и в голову не могло прийти, что Вероника ослушается и сделает себе татуировку, как только уедет из дома.

– Почему ты ее на попке не сделала? Там хоть видеть никто не будет! Неужели не понимаешь, как это смотрится?

– Мам, она мне жутко нравится… Правда…

И тут Олимпию как обухом ударило. Платье-то у Вероники с открытой спиной – вырез чуть не до талии!

– Надо срочно искать тебе другое платье!

– Ничего не надо! – возразила дочь. – Мне мое платье нравится.

Вероника впервые призналась, что ей по нраву бальный наряд, но Олимпия и думать не могла пустить ее на бал с открытой татуированной спиной на всеобщее обозрение. Она скорее умрет!

– Я не пущу тебя на Аркады с этой штукой на спине!

В этот момент в комнату вошла Джинни. Она пришла за лаком для волос, но увидела заплаканную мать и озабоченно посмотрела на сестру.

– Мама увидела мою татуировку, – призналась Вероника.

Джинни поспешила к выходу, понимая, что и ей сейчас придется отвечать на неприятные вопросы.

– Ну-ка, Джинни, останься! – остановила ее мать. – Слушайте меня внимательно! Если из вас кто-нибудь посмеет сделать себе еще одну наколку – убью, так и знайте! К Чарли это тоже относится.

– Ему это не грозит, – усмехнулась Вероника. – Разве он посмеет тебя ослушаться? Да и Джинни вряд ли.

– А ты с чего это у нас такая храбрая? – спросила Олимпия дочь убитым голосом. Она чувствовала себя, как на похоронах, хотя речь шла всего-то о татуировке.

– Я знала, что ты меня простишь, – робко улыбнулась Вероника и обняла мать за плечи.

– Напрасно ты в этом так уверена. И надо что-то делать с платьем! Я, кстати, пришла взглянуть на твои туфли.

Всего пару часов назад они с таким наслаждением праздновали Хануку – и вот, пожалуйста… Надо же так все испортить!