Светлана Демидова - Интерьер для птицы счастья

Комната Шурика имела одно спальное место в виде поставленной прямо на пол, без ножек, широкой двуспальной тахты. В этот вечер Юра мог сделать с Сашей, что угодно. Она не смогла бы противиться алкоголю, музыке и красивому молодому человеку с яркими и такими вкусными губами. Но он ограничился только поцелуями и скромными стыдливыми ласками на Шуриковой тахте. Он же не позволил ей уснуть в этой квартире и отвез домой. Это и решило все дело.

Утром Саша с нежностью вспоминала смуглого парня с яркими губами и классической фамилией, который не воспользовался ситуацией и, пафосно говоря, сберег ее девичью честь. Ей где-то даже жалко было, что сберег. Она зябко поеживалась, когда вспоминала его поцелуи и руки, ласково поглаживающие ее тело через одежду.

Днем Саша поняла, что Юра Арбенин ей очень понравился, а вечером она уже честно призналась себе, что влюбилась. Она как раз раздумывала над тем, не поговорить ли на предмет него с Салтыковой, когда он сам позвонил ей по телефону и пригласил на свидание. Положив трубку, Саша сладко поежилась. Они с Юрой в этот день оба думали друг о друге и оба собирались позвонить Салтыковой. Арбенин успел первым. И это было здорово!

Они встретились на Дворцовой площади у Ангела. Увидели друг друга и оба мучительно покраснели. И очень долго не могли разговориться. И кто знает, когда бы еще разговорились, если бы не хлынул дождь.

– Бежим! – крикнул Юра, взял ее за руку, и они бросились под арку Главного штаба. Там уже набилось приличное количество прячущегося от дождя народа, и Арбенин обнял ее, как бы отгораживая и пряча от всех. Она уткнулась лицом ему в грудь, и его запах показался ей до того родным, что она сама подняла к нему лицо для поцелуя. И они целовались у стены арки Главного штаба, никого не стесняясь. Все люди тоже казались родными и такими же счастливыми, как они.

Через некоторое время под арку забежала группа насквозь промокших молодых людей. У одного парня болталась на груди гитара, и он тут же принялся на ней бренчать и даже что-то негромко петь. Сначала Саша с Юрой, занятые собой и своими новыми ощущениями, не прислушивались, а потом вынуждены были отвлечься друг от друга. Притихли и обернулись к молодым людям вообще все, кто спасался от дождя под аркой. Парень пел очень хорошо. Мелодия была незамысловатой, но очень трогательной, а слова, очевидно, были написаны для девушки, которая стояла рядом с парнем и застенчиво улыбалась.

Парень пел:

В те времена еще не так часто можно было услышать уличных музыкантов, и восторженные горожане вместо денежных знаков осыпали юного менестреля аплодисментами, а одна женщина даже отдала его девушке свой букет из красных гвоздик. Саше тоже очень понравилась молодая пара и песня. И только тогда, когда была уже «глубоко» замужем, она вдруг поняла, что песня того парнишки была ей как бы предупреждением. «Ревновал тебя я к небу, всяким ангелам случайным», – эти слова можно было сделать эпиграфом ко всей ее семейной жизни с Арбениным. Саше надо было бежать от Юрия, как героине песни, может быть, даже вскочив на коня клодтовского укротителя, но она не смогла распознать в случайном уличном музыканте провидца.

Они с Арбениным через месяц подали заявление в загс. Лида Салтыкова, узнав о наметившейся свадьбе, раз сто повторила: «Ну вот! А ведь не хотела идти в „Дерби“! Если бы не я, где бы вы сейчас были с Юриком?» – и потребовала, чтобы их с Шуриком непременно взяли в свидетели.

Первая брачная ночь молодоженов была настоящей первой у обоих. Выяснилось, что тогда, у Шурика, Юра не столько щадил Сашину девичью честь, сколько боялся своей неопытности и возможной в связи с этим неудачи. После того как отношения были узаконены, он посчитал, что жена не имеет права сбежать от него даже в том случае, если у него ничего не получится. Против печати в паспорте не попрешь.

У него все получилось. Саша взвыла от боли, а Арбенин глубокомысленно изрек, что женщинам всегда в первый раз бывает больно. Саша это тоже слышала и даже читала, а потому решила перетерпеть первую брачную ночь, как судьбоносный поход в бар «Дерби». И она терпела все восемь лет брака, а Юрию даже никогда не приходило в голову, что у них что-то не так. Ему с женой было хорошо. Других женщин он не желал и считал, что Саша с жиру бесится: он ее любит изо всех сил, а она, вместо того чтобы стонать от наслаждения, глупо и упрямо каменеет, стиснув зубы. Он призывал ее расслабиться, отбросить в сторону всякие предрассудки и наслаждаться его телом так же, как он наслаждается ее. У Саши ничего не получалось.

Женщины отдела учета и анализа инспекции Федеральной налоговой службы, в которой Саша наконец закрепилась после того, как сменила несколько других неудачных мест работы, тоже не были в восторге от своих мужей. Марьяна Валерьевна Терехова не поддерживала подобных разговоров, поскольку вообще старалась держать в отношениях с подчиненными некоторую дистанцию, но однажды все-таки обмолвилась. Сказала она нечто противоположное: что даже не может представить такого, чтобы женщина в интимные моменты ничего не чувствовала, и что мужчина – не мужчина, если не может доставить женщине удовольствие. Когда Терехова вышла в коридор, Тамара Ивановна, старший инспектор и многоопытная мать троих детей, глубокомысленно изрекла:

– Врет и не краснеет. Цену себе набивает, мол, у нее все самое-самое, и даже мужик, как в кино.

После этого ценного замечания Саша удостоверилась, что у всех на сексуальном фронте примерно так же, как у нее, и продолжала терпеть изощрения своего мужа, которые все больше и больше отдавали садизмом…

Со сладкими от пирога губами Саша уселась за письменный стол, где лежала деревянная дощечка, выкрашенная черной тушью. Посреди черного поля белел гуашевый подмалевок фантастической птицы с женской головой…