Мария Чепурина - Куда приводят мечты

И он ушёл наверх.

Носилки между тем опять наполнились.

– Ещё раз их тащить! – вздохнула Майя. – Я уже не в силах!

Юля прошептала ей в ответ:

– Студентов попроси!

Майя зарделась:

– Ну тебя! Всегда лишь бы болтать!

Потом она подумала. Нести такую тяжесть не хотелось, а найти какой-то повод, чтобы завести беседу с волосатым, было классно.

– Давай! – смеясь, шептала младшая.

И старшая рискнула. Но увы! Той парочке студентов, что ей нравилась, работать не хотелось – парни отмахнулись. Но зато любители политики – да, чёрненький и беленький – пришли на помощь сёстрам.

– Знаешь что? – сказала Майя Юле по пути домой. – Тот, с бородой – он мне уже не нравится. Я лучше уж влюблюсь в кого-нибудь из тех, что помогли нам.

– А в которого?

– Пока что не решила. Но уже влюбляюсь...

– Олеся, объяснишь девчонкам, как работать? – попросил Дунаев.

Мрачная, косматая особа лет тринадцати в ответ лишь что-то фыркнула. Но, видимо, начальник принял сей ответ за положительный.

Майя и Юля сидели на низких скамейках – уже не в раскопе, а возле навеса и склада. У них перед носом лежала изрядная куча находок: всё тех же осколков, костей, кусков кожи, клочков бересты. Олеся тащила из кучи один за другим черепки и кидала их в сторону, что-то тихонько шепча. В стороне были горы – всё той же керамики и прочих неценных находок. Они-то и напоминали шедевр Верещагина.

«Что она делает? – думала Юля. – И почему нас не учит? Зачем тут ведёрко с водой? И вообще, вот куда попадает наш труд?! Все находки – на выброс!»

Прошло полчаса. Покончив с черепками, новая знакомая Майи и Юли взялась за обрезочки кожи. А разделавшись и с ними, схватила кусок бересты, помочила в ведёрке и снова метнула в «помойку». Тут Майя устала молчать:

– Так ты будешь учить нас, что делать? Сидим тут как дуры... Сейчас вот Дунаеву скажем!

– А что, блин, Дунаеву сразу? – тотчас взволновалась Олеся. – Вообще! Всех подружек уволили! С вами теперь тут возись...

Вот в чём дело! Олеся всё дулась на то, что прогнали её прежних товарок, – и винила в этом Юлю с Майей. Кое-как девчонки убедили новую коллегу, что не виноваты. Чуть смягчившись, та в конце концов изволила сказать им, в чём был смысл работы:

– Короче. Берём ящик. Высыпаем. Надо посчитать всё: кожи, кости, черепки. Потом запишем.

– Что – и всё? Потом, что ли, на выброс?

– А как? Зачем они нужны? Такой фигни навалом, что её хранить-то? Да, забыла. Черепки с участка «Б» мы оставляем. Вон туда их!

Под навесом был мешок из-под картошки.

– А зачем ведёрко?

– Ну... – Олеся чуть замялась. – Это как бы бересту мыть. По идее. Только я не мою. Так, мочу для вида – и кидаю.

– Как не моешь? – тут же возмутились Юля с Майей. – Вдруг там надпись?

С этими словами они бодро взяли по обрывку и усердно стали очищать и изучать, надеясь найти грамоту. Итак, пошла работа.

Энергичная Олеся высыпала новый ящик перед девочками и считала кусочки кожи. Майя занималась черепками, Юлиным уделом были кости. После девочки брались за бересту. Ещё несколько раз Майе и Юле в её трещинках мерещились какие-то слова, но с грамотами им всё не везло. Один раз младшая сестра достала что-то вроде свитка из коры. «А вот находка!» – тут же поняла она. Хотела развернуть, но тут Олеся снова просветила:

– Не развёртывай! Ничё там не написано. Ведь это ж поплавок! Они тут часто попадаются.

Несмотря на свою просвещенность, новая товарка Майи с Юлей была страшной непоседой и невежей. Стоило раздаться слову «перерыв», как она тотчас срывалась с места, забывая цифру недосчитанных осколков, и бежала в неизвестном направлении. Возвращалась девочка обычно через пять, а то и десять минут после конца отдыха. Порой из-за забора к ней стучались старые подружки – те, кого уволили. Конечно, тут уж Олесе было не до черепков. Короче, трудовая дисциплина, столь любимая Дунаевым, здесь не существовала.

Юля с Майей успевали только удивляться. Подобрев, Олеся завалила их различной информацией. Во-первых, она честно сообщила, что курить недавно бросила, пить пиво прекратила. И осталось только разучиться материться. В связи с этим девочек просили бить Олесю по спине лопатой каждый раз, как будет «выражаться». Во-вторых, Майя и Юля выяснили, что Олеся вообще-то любит Петю, но встречается с Алёшей, а ещё когда-нибудь найдёт себе Максима, чтобы выйти замуж: «Имя это нравится!» А в-третьих, новая знакомая сообщила сёстрам все те сплетни, что когда-либо слыхала про Дунаева.

– Хватит! – заявила резко Юля, слыша «новость», что профессор якобы влюблён в свою студентку. – Расскажи вот лучше, что ты знаешь о странных событиях на раскопах?

– А, эти шорохи, огни, раскиданные вещи и подобное? Так это же всем ясно! Привидения! Тут у нас полно привидений!

– Да уж прям!

– Что, не верите? Эх, сразу видно, что не местные! Вот в Знаменском соборе – это штаб всех археологов – хранятся кости Аракчеева. Не знаете такого? Ха-ха! Это же сподвижник Александра I, царя, я вот и то знаю. У него вся Россия по струнке ходила. Теперь он сам ходит...

– Кто-кто?

– Аракчеев!

– Как ходит?

– Да так! Он же призрак! Гоняет по штабу ночами. Особенно праздники любит. Музыку врубает, с народом тусит...

– Какой ужас!

– А видите, вон тётка? – заявила вдруг Олеся, и девчонки обернулись. – Клавдия Семёновна Пыжайло. Видимо, к Дунаеву пришла. Всё время к нему ходит. Думаю, влюбилась. Тоже археологичка. Всякое искусство изучает. У неё раскоп – Покровский. Этой ночью, говорят, там что-то делалось.

– Что, призраки гуляли?

– Вроде этого.

– А ты откуда знаешь?

– Вы что? Да у нас же весь класс тут копает. Одни на Покровском, другие на Троицком, третьи на Марьином. Я этих очкариков, в смысле учёных, блин, всех как облупленных знаю!

Олеся поведала девочкам страшную тайну, что все археологи – пьяницы. Так выходило, поскольку одни из них роют на севере, где нужно греться, другие – на юге, где есть виноград и вино. Между тем Юля с Майей глядели на Клавдию. Она выглядела не особенно приятно. Толстущая, старая, в шортах, в панамке, с таким выражением лица, будто только что съела змею. А всего неприятней был голос профессорши: Пыжайло давилась словами, как будто сейчас пробежала дистанцию в сто километров, вздыхала, пыхтела, хрипела, всё время срываясь на визг.

Минут через пятнадцать толстая профессорша ушла, о чём-то побеседовав с Дунаевым. Явился новый визитёр – ужасно колоритный. Это был седой дед с белой бородой, наряженный а-ля Древняя Русь: посконная рубаха с косым воротом, кушак (конечно, домотканый), ленточка вокруг головы... Только вот штаны с ботинками у этого товарища ничем не отличались от обычных. Он, наверно, не успел пошить себе старинные.