Арина Ларина - Дюймовочка крупного калибра

– Да, но ты же потом пришла тыкать мне в нос справку о беременности, а не я тебе! А что, аборты в нашей стране отменили?

– Это убийство! Вот сын вырастет, найдет тебя и отомстит!

– Отвяжись от меня, кликуша, – взвизгнул мужик. – Ты же нашла ему папашу. Ты замуж выскочила, ребенок родился в браке. Чего тебе от меня надо?

– Алименты! Я разошлась с мужем из-за тебя! Потому что выяснилось, что ребенок не его!

– И это называется «из-за меня»? Слушай, радость моя, я тебе сейчас врежу! Ты же змея, а не баба!

Тут Серафима, окончательно сбитая с толку, все же рискнула обернуться. Она уже не знала, кто из спорщиков был прав. Оба правы, и оба виноваты. Так в жизни всегда и бывает: нет черного и белого, сплошные грязные пятна, полутона и разводы. И нет одной правды, как нет точки опоры в болоте. Куда ни ткни – завязнешь.

Какие ощущения может испытать человек, открыв двери своей квартиры и обнаружив за нею, например, наглухо замурованный вход? Шок, недоверчивое изумление, подозрение о наличии вблизи скрытой камеры. Но уж точно не радость и не приятное удивление.

Застыв в полнейшем недоумении и с трудом подавив инстинктивное желание протереть глаза, Серафима взирала на ссорящуюся парочку: все такой же сногсшибательно красивый Тимофей, бывший жених Дарьи Малашкиной, бросивший ее практически на пороге загса, и Анька Зиновьева, эффектная, дорого, стильно одетая и вовсе не похожая на забитую жизнью мать-одиночку.

«Санта-Барбара», – пробормотала Серафима, резко отвернувшись. Ей было так стыдно и гадко, словно она сидела в шкафу чужой супружеской спальни.

– Я видела твоего Тимофея! – это было первое, что проорала Сима, завидев у проходной подругу.

– Это ко мне, – светски улыбнулась Даша охраннику и поволокла Серафиму в глубь здания. – Разуваева, ты чего вопишь как пароходный гудок? И не Тимофей, а Харитон!

– Какой еще Харитон? Я про твоего жениха, которого Зиновьева увела.

– Ха, это сто лет назад было. Они потом развелись, – начала было Дарья и тут же осеклась.

– А ты откуда знаешь? – изумилась Сима.

– Ну, интересовалась, – вынужденно призналась Малашкина, недовольно нахмурившись. – Понимаешь, очень хотелось убедиться, что он ошибся и был наказан.

– Убедилась?

– Как сказать… – пожала плечами Даша.

– Ага. Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

– В смысле?

– В прямом! – Серафима раздувалась от переполнявшей ее информации. – У них там такое было! О-го-го!

Пересказывать услышанное пришлось дважды, так как Серафима основательно запутала подругу подробностями и хитросплетениями сюжета.

– Надо же, у них ребенок, – отчего-то печально констатировала Дарья.

– Так и радуйся, что у них, а не у тебя с ним. А то бы сейчас тоже билась за алименты и сидела безработная.

– Все равно как-то неприятно, – поморщилась Даша. – Как будто уволилась с хорошего места, а новенький твою работу еще лучше делает, и никто о тебе не сожалеет, не вспоминает и не печалится.

– Какую работу, Дашка? Какой новенький?

– Это метафора.

– Чушь это, а не метафора. Новенького с твоего места поперли в два счета, да еще проблемами обвесили, как чукотского шамана бусами. Я вот тут подумала: а хорошо мужики устроились. Чуть что не так – до свидания, родная.

Самое неприятное, что их может ожидать, – это алименты, и то, если договоришься. Уйдет, имущество разделит, а тебе самое дорогое оставит – ребеночка. И кому легче потом личную жизнь наладить: бабе с дитем или одинокому алиментщику? А потом еще удивляются: откуда у нас столько незамужних женщин? Так они не незамужние, они разведенные – не первой свежести, с критическим взглядом на жизнь и орущим отпрыском на руках. И прошу заметить: отпрыском чужим для всего мужского народонаселения планеты, кроме одного, который вдруг решил, что его счастье не здесь, а где-то в другом месте. Найдет, не найдет – это уже другой вопрос, а вот то, что тетка уже свои шансы ополовинила, – это факт. Ему-то что – взял гармошку и пошел к другой дуре частушки петь.

– Тяжела и неказиста жизнь простого гармониста, – хмыкнула Дарья. – Все равно, хоть и «бэу» мужик, а мой. Обидно, когда кто-то подбирает.

– Да он же подлец! Ты бы слышала, как он про ребенка говорил! – возмутилась Серафима.

– Мне обидно не потому, что я упустила, а что его вообще подобрали, – пояснила Малашкина. – Мне бы хотелось, чтобы он так валялся неподобранный, никому не нужный и занимающийся самобичеванием: ах, зачем я не женился на умнице и красавице Дашеньке!

– Ты… серьезно? – Сима не могла поверить, что Даша, такая самодостаточная, такая сильная, такая гордая, до сих пор сожалеет о первой неудавшейся любви.

– «Фифти-фифти», Симка! – весело воскликнула Дарья. – Не все шрамы заживают, некоторые всю жизнь ноют перед дождем.

– Ну не знаю, – неуверенно проговорила Сима. – Я тоже вся в шрамах, а ничего не ноет.

– Значит, это не шрамы, а давно зажившие царапины, – беспечно махнула рукой Даша. – Не было еще у тебя, Разуваева, настоящих шрамов. Вот и радуйся. Пусть их никогда не будет. Пошли кофе пить, мне еще час на работе торчать.

Артем уехал к заказчику, поэтому кабинет был в полном распоряжении девушек. Серафима, как завороженный японский турист в картинной галерее, бродила вдоль стен, изучая надписи и восторженно хихикая.

– Какая ты, Дашка, счастливая! – наконец воскликнула она. – В таком месте работаешь. Это же так интересно, наверное!

– Интересно, но сложно, – скромно погордилась Дарья. – Не все могут потянуть креативный коллектив и креативного начальника.

Некстати помянутый Носов, словно почувствовав, что его обсуждают, заглянул в кабинет:

– Дашенция, я отослал к грибникам курьера с картинками. У Плюхина истерика.

– От ужаса? – не удержалась Даша.

– От восторга. Он, оказывается, именно этого и ждал. Мы с ним сегодня пьем.

– Ясно, – подавив ревнивую творческую зависть, кивнула Малашкина. – Ждал настоящего собутыльника. Плюхин вообще любит выпить, был бы повод. Ты там смотри, не расслабляйся. Пьяный мухомор страшен в своих похотливых фантазиях. Гриб-галлюциноген с водкой – тот еще коктейль. Возьми с собой кого-нибудь.

– Хочешь со мной? – хихикнул Дима. – А кого ревнуешь? Плюхина ко мне или меня к нему?

Как раз в этот момент замершая в углу за спиной Носова Серафима осторожно переступила с ноги на ногу. Пол тяжело скрипнул.

– Вах! – завопил креативный гений. – Какая мощь!

Сима немедленно обиженно засопела. Упоминание мощи, на ее взгляд, могло служить комплиментом для совхозной лошади или трактора, но никак не для девушки, только что купившей новые джинсы и расстегнувшей на блузке аж три верхних пуговицы. О чем она не замедлила сообщить Носову.