Татьяна Тронина - Дворец для сероглазого принца

– Уля, ты же знаешь, я не такой!

– Да знаю... – Отчаянно зевая, Ульяна Акулова махнула рукой и ушла к себе.

...Нелли лежала тихо, без движения.

У нее кончились все силы.

«Умереть бы... – с каким-то мучительным наслаждением подумала она. – Он бы тогда понял – как подло, гадко, низко он поступил со мной...»

– Значит, так, – решительно произнесла Катя. – Ты, мама, иди в сторону метро. Ты, теть Даш, иди вдоль дороги налево, а ты, теть Нин, – направо... Ну, это на тот случай, если она вздумала уехать на такси.

– А ты что будешь делать? – жалобно спросила Алевтина Викторовна.

Они все стояли перед домом. В конце февраля резко потеплело, с крыш капало, черная грязь чавкала под ногами. От теток и матери, закутанных в шубы, валил пар. Они все очень волновались – с тех самых пор, как баба Лиза исчезла из дома, прошло уже два часа.

Ее исчезновение Алевтина Викторовна обнаружила сразу – как она призналась, за пять минут до этого она собственными глазами видела, как баба Лиза терла пол в коридоре. «Я у нее хотела швабру отнять, а она меня обругала, сказала, что не такая уж она старая и вполне может полы мыть», – сообщила она сестрам, которые мгновенно примчались после ее телефонного звонка. Да-да, вместо того чтобы бежать следом за старушкой-матерью, Алевтина Викторовна принялась обзванивать всех и, рыдая, рассказывать о произошедшем. Вместе с бабой Лизой пропало и ее новое пальто, как раз висевшее в коридоре на вешалке.

Через полчаса после приезда теток в дом ворвалась Катя и моментально принялась командовать всеми. «Мама меня нецензурными словами назвала... – в свое оправдание заявила Алевтина Викторовна, когда дочь ее упрекнула за то, что она не бросилась сразу в погоню. – Я от таких выражений, между прочим, сразу в прострацию впадаю...»

– А я сейчас позвоню дяде Мите и предупрежу его. После этого пойду проверять автобусную остановку на соседней улице... – с досадой произнесла Катя.

У подъезда она оглянулась на всякий случай: ее тетки и мать сначала грузно семенили в одну сторону вместе, а потом, столкнувшись, попытались разделиться. Затем Алевтина Викторовна направилась в сторону метро, а тетки принялись ожесточенно спорить у дороги, размахивая руками.

– Да какая разница! – закричала им Катя, догадавшаяся, чего не могут решить бестолковые тетки. – Пусть тетя Нина налево идет, а ты, теть Даш, – направо!

Она забежала в дом и из квартиры позвонила дяде Мите.

– Мамаша все-таки сбежала из дому? – жизнерадостно захохотал он, когда она второпях обрисовала ему сложившуюся ситуацию. – Ну, дела... Она уж давно грозилась! Ладно, как только объявится, я ее обратно к вам отвезу. Смотреть надо было лучше...

– Сам за ней смотри! – огрызнулась Катя и бросила трубку.

Затем она побежала к автобусной остановке, которая находилась на соседней улице, за пустырем. Февральский обугленный снег хрустел под ногами, под ним была размокшая глина, на которой скользили ноги.

«Ну что за жизнь такая...» – едва не плача, подумала Катя.

Последние несколько дней у нее было отвратительное настроение – после того, как она узнала, что Алексей и не собирался уходить от Нелли. «Впрочем, какая разница – собирался он от нее уходить или нет! – пыталась она себя успокоить. – Я же все равно решила с ним расстаться...»

В распахнутой куртке, с разметавшимися в разные стороны волосами, она бежала по скользкой дороге в сторону остановки. «Пусть из нас троих хотя бы Нелли будет счастлива, – думала она. – А я...» Катя остановилась и вытерла слезы. «Хотя, что плохого в том, если бы мы продолжали оставаться любовниками? В конце концов, многие так живут – и ничего...» – вдруг мелькнула предательская мысль. Но Катя тут же отогнала ее от себя.

Она обежала пустырь и свернула на соседнюю улицу.

Там, на черной от грязи улице, среди черных голых деревьев стоял стеклянный павильон автобусной остановки. Кажется, кто-то сидел в нем. Не веря своему счастью, Катя рванула вперед, обогнула полупрозрачную стенку...

Там на скамейке, в полной задумчивости позе, сидела баба Лиза. В новом темно-зеленом пальто с лисьим воротником, огромном платке, в котором, словно в коконе, пряталось ее сморщенное темное личико.

– Вот ты где! – торжествующе завопила Катя и в полном изнеможении бухнулась на скамейку рядом со старухой.

Та ничего ей не ответила – только сверкнула в сторону внучки маленькими блестящими глазками, а потом снова отвернулась. Казалось, баба Лиза над чем-то напряженно размышляет.

– Ты хоть понимаешь, что дома все с ума сходят? – захохотала Катя. – Нет, ты ничего не понимаешь!

– Весна... – вдруг задумчиво протянула та.

– Ну и что? У тебя весеннее обострение, что ли? А, я помню: у тебя был план сбежать из дома весной! Только, милая Елизавета Прокофьевна, еще февраль не кончился... Поторопилась ты!

– Весна, – упрямо повторила бабка.

Они сидели вдвоем в автобусном павильоне, а мимо них, в сизом клубящемся мареве, проносились серые от грязи машины.

– Твой любимый сынок Митенька – лентяй и пьяница. Ты ему даром не нужна, – убежденно произнесла Катя. – И жене его ты тоже не нужна. Ты что, бабка, всерьез уверена, что он тебя там ждет не дождется?

– В школе одни пятерки приносил, – обронила баба Лиза, не поворачивая головы. – Ежели б он в институтах учился – давно б академиком был...

– Вот именно – «ежели бы»!

– Работу нашел себе хорошую, – упрямо продолжила старуха.

– Да какая ж это работа – вахтер на мебельной фабрике! – возмутилась Катя. – А на твоем Митеньке ведь пахать можно!

– Неблагодарная ты, Катька, – убежденно произнесла баба Лиза. – Митенька об тебе всегда помнил, конфеты дарил... А ты об нем так!

– Да, он дарил мне конфеты, – с азартом согласилась Катя. – Леденцы «Театральные», вечно в табачной крошке... А о сыне он своем родном помнит – о твоем, между прочим, внуке? Он его воспитывал? Брат Жора теперь в местах не столь отдаленных, и ему еще там лет десять сидеть... Бывшая дяди-Митина жена от белой горячки умирала – он ей даже доктора не вызвал! Она за стенкой три дня лежала, мертвая, – он и не вспомнил, пока соседи не прибежали! Конфеты он мне дарил... Ты, бабка, у него бы тоже через несколько дней окочурилась.

– Ты его оговариваешь, – равнодушно произнесла баба Лиза. – На самом деле вы все сговорились – Алька, Дашка, Нинка да и ты вот еще, – чтобы меня к Митеньке не пускать.

– Ну да! Очень нам нужно!

– Во грехе живешь, – с неумолимой логикой возразила баба Лиза. – Это называется – прелюбодеяние... Потому как жена есть у хахаля твоего.

– Уже не живу! – разозлилась Катя. – Мы с Алексеем расстались! Ладно, бабка, надо домой идти...

Она с усилием поставила старуху на ноги.