Маргарита Южина - Есть ли жизнь без мужа?

– Да, – живенько подключилась бабушка, размешивая детишкам суп. – А ить, Женюшка, он мне ужо звонил. Прям вот по энтой штуке.

– Да врешь ты все, баб Нюся!

– Да штоб я кода соврала!

– Ну и врет, – кивнул Павел. – А вдруг этот сын возьмет и приедет, и куда ты? Или так и будешь на авось жить? Авось не приедет, авось выкрутимся? Ладно бы ты одна была, а мальчишки?!

Женька разволновалась и принялась яростно доказывать Добровичу, что живет она правильно.

– Да? Зато в родном доме и стены помогают!

– Дык у тебя все стены ужо погорели, ты никак забыла… – невинно бормотнула бабуся.

– А там ко мне опять заявится какая-нибудь Лада с бригадой, выставит меня, выкинет коляску, и куда я потом? Хватит!

– Женя, – спокойно проговорил Павел. – С Ладой, конечно, я недоглядел. Виноват. Но… Да я же, в конце концов, не зову тебя к себе приживалкой! Будешь жить в общежитии, отец уже договорился, все законно! Леночка тебе женщину хорошую подыскала – у нее дочка с внуками черт-те куда уехала, и та просто себе места не находит, так скучает. Ей Санька с Данькой вместо лекарства, а сама ты будешь работать и учиться. Короче, даже не спорь! Завтра мы поедем в город. Я уже билеты взял.

Женька беспомощно оглянулась на бабу Нюсю. Та горько пожевала губами, а потом выдала:

– А по мне, так и приживалкой неплохо, у хорошего-то человека…

Весь остаток дня Добрович возился с малышами, ползал с ними по толстому одеялу, которое бабушка заботливо стелила на пол, складывал пирамидки и строил из кубиков куцые домики.

А на следующий день они уезжали.

– Баба Нюся, ты если что – беги к Наташке и звони нам, – просила Женя. – И я тебе звонить буду. Павел! Ну научите же ее, как на звонки отвечать!

– Давай, баб Нюся, садись, экзамен у тебя сейчас будет, – терпеливо усаживался рядом со старушкой Добрович. – Ну, значит, я тебе, к примеру, звоню…

Общежитие оказалось совсем не таким, каким думалось Жене. Нет, на первый взгляд это была обыкновенная девятиэтажка, с сердитой теткой на входе и со множеством извилистых коридоров. Точно так же вдоль этих коридоров располагались многочисленные двери. Но вот едва дверь открывалась, как ты тут же забывал, что это общежитие. Обыкновенная квартирка, с ванной и туалетом, с маленькой кухней и с двумя, пусть небольшими, комнатками. Женьке даже балкон достался. Маленький такой, аккуратненький балкончик.

Для Женьки это был дворец! Пока Добрович раздевал детей, она носилась по кухне, заглядывала в ванну, подскакивала к окну, открывала плитку, и рот ее не закрывался:

– И что? Нет, а я здесь уже все? Уже законно жить буду, да? Обалдеть! А мы с мальчишками одни здесь будем, да? С ума сойти! А как плита… черт, а чего она не включается? Как ее включать-то?

Мальчишки тоже таращили глазенки на новое жилище и, будто проверяя на прочность, шлепали руками по стенам, дверям и новому линолеуму.

Няня – Анна Андреевна, как оказалось, живет в соседней комнате. И это тоже, по словам Павла, устроил отец. Потому что женщина по велению судьбы осталась без угла, без работы, и вообще – человеку надо было помочь.

Женька только фыркнула. А потом вдруг подняла глаза на Павла и спросила:

– Скажите…

– Не скажу, – хмуро отреагировал тот. – Во-первых, спросишь опять какую-нибудь чушь, а во-вторых… ты же уже называла меня на «ты»!

– Хорошо, скажи… а зачем ты вот это все делаешь?

– Что – все? – устало вздохнул Павел.

– Ну вот это – все? И общежитие, и учеба, работа, и няня… Зачем? Неужели я тебе так сильно понравилась?

– Жутко! – перекривился тот. – Ты очень похожа на мою бабушку, царство ей небесное.

– Дурак!

С этого душевного момента Женькина жизнь сделала крутой виток и стала налаживаться. Уже прошло несколько недель, и комнатки в общежитии превратились в уютные гнездышки. (Спасибо деньгам непутевого папаши.) Анна Андреевна быстренько заняла в Данькином и Санькином сердцах достойное место, а те, в свою очередь, прочно уместились в ее благородном сердце. Женщина отдавала себя всю воспитанию гармоничных личностей и страшно переживала Женькины выходные, когда та забирала малышей к себе. В такие дни Анна Андреевна чувствовала себя вычеркнутой из жизни и начинала капризничать. Заявлялась к Женьке и устраивала ей выволочку – отчего это она забирает детей, когда дому требуется генеральная уборка, необходимо постирать. И уже два раза звонила репетиторша – надо всерьез готовиться к институту! Или мамаше срочно нужно пройтись по магазинам, дабы купить себе одежду, потому что «такие хламиды портят вкус будущих мужчин». И на работе Женька просто летала.

Добрович, как выяснилось, возглавлял небольшое объединение – парочку магазинов, специализирующихся на детском питании. Поэтому, ясно дело, ему требовался серьезный товаровед. Пока на этой должности числилась некая Мария Георгиевна, дама пенсионного возраста. Но помимо богатых знаний она имела даже не букет, а целую клумбу каких-то заболеваний и мечтала уйти на пенсию, чтобы всецело посвятить себя поликлиникам. А пока она интенсивно готовила на свое место Женьку. Евгения Дунаева теперь звучно называлась менеджером, но выполняла работу «принеси-подай», нисколько при этом не расстраиваясь. В конце концов, нахватается нужных знаний. Летом поступит в институт и вообще – станет разбираться в этом суровом лабиринте под названием «торговля». В коллективе Женю приняли благосклонно. Оценили ее легкий нрав, безотказность. Очень скоро появились даже подруги. Нет, дружба случилась, конечно же, не вдруг. Ну никак девушки из объединения не могли поверить, что их босс черт-те откуда привез молоденькую девчонку, которая ни уха ни рыла в торговле не смыслит, поселил ее в новом общежитии, но при этом ничего к ней не испытывает. Должен испытывать! Однако, заметив, что на работе Добрович совсем не смотрит на свою протеже, а улыбнулся ей всего однажды, и то, когда она села мимо стула, коллектив успокоился. А уж когда торговые дамы узнали, что эта молоденькая, глазастая девчонка – мамаша двух малышей, то и вовсе сбросили ее со счетов как конкурентку в делах сердечных и откровенно делились любовными переживаниями. А переживания по большей части касались именно Добровича Павла Ульяновича. Отчего-то у каждой из сотрудниц имелась серьезная причина его обожать. Первый серьезный плюс в пользу Добровича был тот, что всем нестерпимо желалось служебных романов, это же так волнительно! Однако для таких романов в коллективе имелось немного мужчин. Парочка вечно угрюмых водителей, которых никогда не оказывалось на месте, парочка молоденьких мальчиков-грузчиков, да еще два-три паренька, которые не отнимали телефонов от уха, то есть достучаться до их сердец было практически невозможно. Помимо общей причины, каждая имела еще и свою. Так, Любочка-бухгалтер отчего-то свято верила, что на такого негламурного мужчину, как их директор, вряд ли кто позарится. Поэтому, видимо, только ей выпала эта ответственная миссия – стать его Дульсинеей. Алина твердо считала себя нежной и женственной, и потому к ней подходил именно типаж Добровича – эдакого хмурого, неулыбчивого дядечки, на чьем фоне она будет смотреться еще более хрупкой и нежной. Лера – та была проще, ей хотелось безбедной старости. То есть в свои двадцать пять она мудро решила, что пора бы уже выскочить за состоятельного мужика, чтобы и деньги были, и чтобы работой себя не загружать. Кое-кто жалел его. В компании уже давно ходили слухи, что семейная жизнь босса не сложилась, и необходимо было ее быстренько сложить. Кое-кто видел в нем прекрасного отца для своих детей. В целом получалось, что головы торговых дам оного заведения были полностью забиты только драгоценным Павлом Ульяновичем.