Анна Богданова - Юность под залог

– Вы чо, совсем, что ль? В каком вытрезвителе? – наконец воскликнул он, обретя дар речи.

– Ну ты даешь! – хохотал от души Иванов.

– Ты что ж, всю ночь... Всю ночь... Ха! Ха! Ха! – покатывался со смеху Петров.

– Ну ты, братец, силен! – визгливо, по-женски заливался Сидоров.

– Да идите вы! – рассердился Юрик. – Где? Какой номер? – осматривая свое тело, раздраженно вопрошал он.

– Да вон, сзади!

– На заднице!

– И на ляжке! Прямо до икры! Хо, ха, хо!

«Это что же получается? – рассуждал Метелкин, оттирая зеленку мочалкой. – Если я был в вытрезвителе, как я мог чем-то заразиться? Когда? В промежутке между рюмочной и вытрезвителем? Что-то не состыковывается!» И тут его осенило. Осенило так, что эту трезвую мысль он не мог сдержать в себе – она вырвалась наружу и разнеслась на всю душевую:

– Каренина! Вот гадюка! А я удивляюсь, как так быстро болезнь смогла проявиться! Там же инкубационный период и все такое! Ну погоди! Я т-тебе! – И Метелкин под общий хохот выскочил в раздевалку, оделся со скоростью света, рванул домой и, сев на мотоцикл, сломя голову полетел в гостиницу.

Он мило побеседовал со швейцаром о погоде, о предстоящем празднике Восьмое марта, о том, что лучше дарить женщинам в сей знаменательный день, и, сказав, что жена забыла ключи от дома, попросил с наивнейшим выражением лица пропустить его внутрь.

Метелкин, не снимая шлема (не до этого ему было сейчас), поднялся, нетерпеливо переминаясь в лифте с ноги на ногу, на одиннадцатый этаж и, беззвучно (по-пластунски) пробравшись к стойке администратора, принялся наблюдать за происходящим. А посмотреть было на что. Уж поверьте!

Напротив Авроры стоял сам Фазиль Маронов (наипопулярнейший эстрадный певец) в белом как снег костюме, явно сшитом на заказ где-нибудь в Париже, и рассыпал комплименты нашей героине, как приманку для птиц, будто приговаривая своим бархатным, завораживающим голосом: «гули-гули, гули-гули».

– Ророчка! Вы такая замечательная девушка! Такая чистая, необыкновенная, милая! Мы так к вам с Мариной привыкли! И поскольку Восьмого марта не ваша смена, я решил преподнести вам небольшой презент сегодня! – И Маронов, подобно волшебнику, достав откуда-то снизу огромный букет роскошных темно-вишневых (одного цвета с метелкинским шлемом) крупных роз, вручил их Авроре. Вслед за розами на стойке появилась гигантская коробка с конфетами. И не успела наша героиня отблагодарить певца, как рядом с Мароновым вырос Юрик в шлеме, с плотно сжатыми от злости губами.

– Ой! – взвизгнула от неожиданности Аврора. – Это мой муж, познакомьтесь, пожалуйста, Юрий Метелкин, а это, – и она укоризненно посмотрела на «разбушевавшегося Фантомаса», – Фазиль Маронов – известнейший и талантливейший певец!

– Д-да уж вижу! – процедил Юрик – в тот момент он готов был лопнуть от злости. Это надо ж какая наглость! Склеить какой-то дрянью его мужское достоинство, написать на ноге номер зеленкой, отправить на завод для смеха и издевательств и после всего содеянного стоять как ни в чем не бывало да еще крутить амуры с Мароновым! Неслыханная наглость!

– Очень приятно, – проговорил артист и поспешил ретироваться, сказав, что уже довольно поздно и ему пора клониться ко сну.

– Поздно! Два часа ночи! – взорвался Юрик, как только остался с супругой наедине. – А с какой стати этот козел тебе цветы дарит? И конфеты! Вы только посмотрите! Выпендрился! Белый костюм нацепил! Наверное, специально для тебя! Да? Отвечай? Что, свататься приходил в белом костюме с букетом-то?! – допытывался он – ревность затмила его обиду на жену. Более того, Юрик напрочь забыл о своих дневных страданиях.

– Ты что, Юр? У него жена есть!

– Знаем мы, какие у них жены! Я все видел! Все! Я все знаю! Все! – И Метелкин попытался было перемахнуть через стойку, да не рассчитал и свалился на пол.

– Что ты знаешь? Что ты видел?

– Ты спишь с ним! Вот что! – прогремел он, а Аврора покрутила пальцем у виска в знак того, что муж-то у нее совсем свихнулся на почве частых пьянок. – И давно это у тебя с ним? – не унимался Метелкин. – Что молчишь?

– А что с дураками-то разговаривать?

– Ах! Я уже и дурак! Ну конечно, оно и понятно! Я ж не певец! Я ж наладчик шлифовальных аппаратов! Человек простой! Мою рожу-то, поди, не показывают по телевизору!

– Да при чем тут певец или не певец?!

– А при том! При том, что я знаю – ты давно с ним спишь! И Аринка у тебя от него!

– Метелкин! Ну ты и... – У нашей героини после этих безумных мужниных слов пропал дар речи.

– Что? В самое яблочко попал? – выпучив глаза, прокричал он. – Попа-ал! – ответил Юрик сам на свой вопрос. – Конечно! А то с чего бы ему в два часа ночи тебе букеты дарить?! Даже я этого не делаю! А я и смотрю, чего это у Аришки ко мне никаких дочерних чувств нет! Ха! Так откуда ж им быть-то, этим чувствам, когда она не моя дочь! Это ж ходячая копия Маронова проклятого! И брови такие же, и губы такие же маленькие, бантиком. Ненавижу такие губы! – признался он, несмотря на то что у него самого были точно такие же губы, только в данный момент побелевшие и собранные от злости и ревности в точку.

– Ты ненормальный! Ненормальный! Ты мне лучше скажи, где сегодня ночью был?! – прорвало Аврору. Ее возмутило, поразило, обескуражило новое обвинение мужа. Это уж совсем ни в какие ворота не лезет! Надо же! Арина – дочь Маронова!

– Ах! Где ночью был?! – и Юрик моментально вспомнил, зачем он, собственно, сразу после смены примчался к жене. – Ты чо наделала-то? А? Думаешь, я дурак совсем? Думаешь, если пьяный, то и не помню ничего! Да? Не помню, как ты мне номер зеленкой выписывала? Как какой-то дрянью яйца склеила?!

– Юр! Ты меня пугаешь! Да тебе к врачу надо! Какая зеленка? Какой номер? Ты что? – вопрошала Аврора, глядя на супруга невинными, ничего не понимающими глазами. – Юр! Ты не обижайся, но я не могу тебе не сказать...

– Чего ты мне не можешь не сказать? Чего?

– Ты не принимай это близко к сердцу, но...

– Говори, не тяни!

– Юрий! – официально проговорила она. – У тебя все признаки белой горячки налицо.

– Да я т-тебе сейчас!.. Каренина! Ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!

– Юрий! Ты опасен для окружающих! Слышишь? Тебя надо изолировать от общества хотя бы на какое-то время. Ты, главное, не волнуйся – это лечится. Сейчас медицина продвинулась далеко...

– Ну все! Ты меня, Каренина, вывела из себя окончательно! Вот чо ты наделала? Ты знаешь, что после смены в душевой было? – Метелкин хоть и гнул свою линию, но после Аврориных слов смутное сомнение посетило его: а уж не провел ли он и вправду сегодняшнюю ночь в вытрезвителе. – Ребята, как на меня, на голого-то, посмотрели, я ж не знал, куда от стыда провалиться! Стою, а на меня все пальцами тыкают и ржут, как мерины! Это ж какой позор-то!