Анна Берсенева - Последняя Ева

Чаепитие длилось не больше часа, а потом все присутствующие во главе с неутомимым историком отправлялись в тот самый уголок Москвы, о котором он только что рассказывал. Двое дежурных оставались убирать класс, проклиная свою горькую участь и ожидая следующей пятницы.

Единственная проблема, которая при этом возникала: число желающих участвовать в «Исторических чаепитиях» намного превышало вместимость кабинета. То и дело напрашивались в гости девяти– и десятиклассники, заглядывали на огонек учителя, и, конечно, жаль было им отказывать.

Тогда Денис придумал туристический клуб – это уже позже, получше оглядевшись в школе и разобравшись в обстановке.

В турклуб он принимал ребят, начиная с девятого класса, и от желающих, конечно, тоже не было отбоя. К тому же членами турклуба немедленно стали все учителя моложе тридцати. Даже директор Эвергетов сказал как-то на педсовете:

– А что, Денис Георгиевич, меня-то примете в свою компанию? Или стар я для вас?

– Примем, Василий Федорович, – ни минуты не раздумывая, согласился Баташов. – Это вы-то старый? Да вы молодым сто очков вперед дадите!

Улыбка Мафусаила закрепила за Денисом право на эти и любые другие новшества. С тех пор директор время от времени заглядывал на заседания турклуба и, хотя все-таки не отважился на альпинистское лазанье по подмосковным карьерам, – надежной стеной оградил своих туристов от дурацких проверок и прочей нервотрепки.

К туризму Ева была равнодушна. Вернее, она просто никогда не думала о существовании подобного занятия; Денис Баташов открыл ей и это… Но просто подойти к нему и сказать: «Я хочу пойти с тобой в поход», – это казалось ей совершенно невозможным! Как она произнесет эти слова, чтобы он не догадался, что главное слово здесь «с тобой», а все остальное – хоть на край света?.. Как она посмотрит при этом прямо ему в глаза, как встретит его необыкновенный взгляд, обволакивающий и глубокий?.. Нет, невозможно!

Оказалось, не только возможно, но очень даже просто. С ним все было просто, все получалось само собою.

– Ева, ты что закупаешь, рис или гречку? – спросил он как-то на большой перемене, когда она вошла в учительскую.

– А разве я иду с… вами? – растерянно спросила Ева.

– А разве не с нами? – удивился Денис. – Ты что, занята на каникулах?

– Нет, – пробормотала она. – Конечно, нет…

– Или на демонстрацию хочешь сходить? – подмигнул Денис. – Кто в поход идет, тех Мафусаил от демонстрации отбоярил!

Ева всегда ходила на все демонстрации. Разумеется, не потому, что ей доставляло удовольствие пройтись в колонне мимо Мавзолея, а просто потому, что уважительных семейных причин у нее не могло быть никаких. И в прошлом году ходила, когда пятьдесят старшеклассников и вся учительская молодежь впервые отправились в Крым. Во главе с Денисом…

И вдруг он говорит о какой-то гречке, и говорит так спокойно, как будто само собой разумеется, что Ева идет с ним!

– Я, конечно, лучше в Крым, – чувствуя стремительное биение сердца, сказала Ева. – Мне все равно, что покупать, можно и то, и другое.

Во время осенних каникул поход не состоялся. Оказалось, что в Москве будет проводиться какая-то ужасно важная конференция для молодых учителей, на которой, кровь из носу, требовалось присутствовать. Впрочем, Эвергетов не был бы всеми любимым Мафусаилом, если бы разочаровал своих бывших и настоящих учеников.

– Ужас! – ахнула Галочка Фомина, узнав, что турклубовцам выделяется для похода неделя в начале декабря. – Да мы же там замерзнем в палатках!

– Ничего не замерзнем, – возразил Денис. – Там в декабре – как у нас в октябре, это же Крым. И вообще, чем экстремальнее, тем интересней.

Галочка вряд ли была с этим согласна, но от похода, конечно, не отказалась.

Может быть, если бы Ева пошла в этот первый в своей жизни поход при каких-нибудь других обстоятельствах, то она радовалась бы множеству чудесных мелочей: песням под гитару на перроне Курского вокзала, огромным рюкзакам и разноцветным палаткам за плечами, веселой толкотне в плацкартном вагоне или тому, как девочки затеяли считалку «арам-шим-шим», чтобы разобраться, кто на какой поедет полке…

То есть всему, что в теперешнем своем состоянии она едва замечала.

Но теперь она видела только Дениса, и ей стоило больших усилий вести себя так, чтобы не привлекать внимания окружающих да еще присматривать за вверенными ей детьми. Хотя это еще большой вопрос, не шестнадцатилетние ли дети с большей пользой могли бы присматривать за такой туристкой, как Ева Валентиновна!

А может быть, если бы не особенное, чуткое состояние настроенной на Дениса души, в котором Ева все время находилась, то она и вовсе не стала бы участвовать в этом шумном и суматошном мероприятии. Даже наверняка так. Последний раз она ездила куда-то в коллективе, когда еще училась в школе, да и то это была поездка в Питер, жили они в гостинице Морфлота, и никаких палаток, рюкзаков и гитар не было помину.

Мама, провожавшая Еву на вокзале, явно старалась не компрометировать свою дочку-учительницу излишней заботой: не пыталась помочь нести тяжелый рюкзак, не предостерегала вслух от питья некипяченой воды и даже старалась не подходить слишком близко. И все-таки Ева заметила тень волнения – как всегда, только мимолетную – на мамином лице.

Но особенно обращать внимания на мамины волнения она не могла все потому же: потому что видела только Дениса… То ли уловив ее короткие взгляды, то ли самостоятельно догадавшись, кто здесь главный, Надя и спросила у него, когда он на минутку оказался рядом:

– Скажите, а встретить вас можно будет, когда вернетесь?

Наверное, Денис подумал, что об этом спрашивает родительница какого-то ученика: мало того что Наде было всего сорок пять, так ей никто и этих лет не давал.

– Конечно, пожалуйста, – одарив ее своей чудесной улыбкой, ответил он. – У вас кто классный руководитель? Да вы, наверно, Евина мама? – вдруг догадался он, всмотревшись в свою собеседницу. – Очень дочка на вас похожа!

Ева удивилась этому замечанию. Никто никогда не говорил, что она похожа на маму, да она и сама не находила в себе сходства ни с одним из родителей. Она была как раз из тех, которые ни в мать, ни в отца, а в заезжего молодца.

– Такая же серьезная, – уточнил Денис. – Конечно, встречайте, мы через неделю будем. Этот же поезд, этот же вагон, разве Ева вам не сказала?

«Все-таки он ошибается, наверное, – подумала Ева. – Если я и серьезная, то все равно по-другому, чем мама».

Симферопольский поезд уходил с Курского вечером, уже в темноте. С той самой минуты, как исчез за окном освещенный перрон, все они погрузились в необыкновенное состояние ночной дороги – когда невозможное кажется возможным, и счастье маячит вдалеке, как дрожащие огни печальных деревень, и близкими кажутся даже случайные попутчики…