Анна Берсенева - Последняя Ева

– Я не думала, что когда-нибудь тебя увижу, – сказала Надя. – Как странно…

– Что тебе странно, Надечка? – спросил Адам, подавая ей руку возле лужи.

– Странно, что я почти не удивилась, – объяснила она. – Разве что в первую минуту – я тебя просто не сразу узнала из-за усов…

– А я узнал Еву, – улыбнулся Адам. – Вот то было дивно! Знаешь, как?

– Знаю, – кивнула Надя. – По колечку, как еще ты мог ее узнать?

– Правда… Как в кино!

– В кино ты бы в нее сначала влюбился, а потом узнал, что она твоя дочь, – снова улыбнулась Надя.

– То правда, Надечка? – тихо спросил он. – Когда Виктор мне сказал, я не мог поверить…

– Почему же не мог? – пожала она плечами. – Мы с тобой были здоровы и молоды, почему не мог родиться ребенок? А когда это Витя тебе сказал? – поинтересовалась она.

– Два дня назад… Я случайно встретил его в Киеве на Крещатике…

– Надо же! Вот это уж точно как в кино, – усмехнулась Надя.

– Я думаю, ты должна была меня взненавидеть тогда… – медленно произнес он.

– Нисколько! – возразила Надя. – За что же мне было тебя возненавидеть? Я в юности делала только то, что хотела. И, как сейчас понимаю, с полной беспечностью. Правда, я и теперь ничуть об этом не жалею… И не думаю, что это было случайно. Я недолго тебя ждала, Адам, – улыбнулась она. – Через два года, как ты уехал, я вышла замуж.

– Ты год ждала дитя и еще год ждала меня с дочкой! – с неожиданной горячностью проговорил он. – То очень много, Надечка! Потому я и подумал, что ты…

– Напрасно подумал, – перебила его Надя. – Я не успела тебя возненавидеть. Сначала я тебя любила, а потом забыла – через год после того, как вышла замуж. Ненависть просто не поместилась… Это правда, Адам, я не для того говорю, чтобы тебе отомстить за прошлое! Если что и было мне нелегко в моей жизни, то не воспоминания о тебе…

– Я писал тебе! – с той же горячностью сказал Адам, хотя она об этом не спрашивала. – Я приехал в Польску и каждый день тебе писал!

– Я не получала писем, – улыбнулась Надя. – Но вообще-то это неважно. Я и тогда догадывалась, что они просто не доходят. Я тебе отправила два письма, когда родилась Ева. Наверное, ты их тоже не получил. – Он кивнул. – Вот видишь… Что ж, мы жили в такой стране. Ну, Бог с нею.

– Как ты спокойна, Надечка, – тихо проговорил он. – Ты совсем спокойная…

– Да, – кивнула она. – Но знаешь, я этому даже не удивляюсь. Все так блекло как-то, тускло – наша с тобой встреча… Не задевает мое сердце! Может, если бы я стала прежней, семнадцатилетней, и ты стал бы прежним, и мы бы с тобой вдруг встретились – может, тогда я была бы взволнована. А теперь – ты прости, но я вот иду и думаю о Юре… Это мой сын, – пояснила она. – Он на Сахалине работает, и уже неделю никаких известий. Или что Ева никак не объяснится с одним человеком – о ней больше всего думаю, когда с Юркой все в порядке. Или вот еще: когда Полинка сегодня явится?..

– А о твоем муже ты не думаешь? – перебил Адам; его голос впервые прозвучал раздраженно.

– О моем муже? – улыбнулась Надя. – Это не называется – думать… Я не думаю, а знаю, например, что сейчас он поехал на дачу, потому что не может сидеть в четырех стенах и представлять, как я иду с тобой по улице.

– Он знает, кто я? – удивился Адам.

– Конечно, знает. Он когда-то даже предлагал тебя найти… Скажи, – она вдруг резко остановилась посреди тротуара; окна гостиницы «Аэростар» уже светились у самой обочины Ленинградского проспекта и мерцали, как ранние звезды в весеннем небе. – Скажи, Адам, просто так мне скажи теперь: неужели ты действительно думаешь, будто все так получилось из-за того, что письма не доходили?

Он молчал, смотрел на Надю.

«Совсем другой взгляд, – вдруг подумала она. – Трепет, глубина… Куда все исчезло? Только у Евы осталось».

– Конечно, не потому… – наконец произнес Адам. – Я розумел, что они могут не дойти. Но я писал, чтоб думать, что делаю все правильно… Чтоб думать: она мне не отвечает, может, она меня забыла, нашла другого, что поделаешь, она такая млодая и красивая. Если б я знал про дочку, может, я бы…

– И тогда было бы то же самое. – Надя пошла ко входу в гостиницу, и Адаму пришлось идти за ней. – Ты знал бы, что у тебя растет дочка, и думал, что вот-вот соберешься ее навестить. А потом узнал бы, что я вышла замуж, и успокоился бы. Ну, это я глупый затеяла разговор! – вдруг засмеялась она. – Если бы да кабы… Да, а почему ты русский язык вдруг преподаешь? – спросила Надя. – Ты извини, но ведь странно – по-моему, ты чему-то другому учился, тем более во Франции…

– Все потому же. – На секунду сердце у Нади дрогнуло при виде его грустной улыбки. – Через пальцы ушла жизнь… Ты скажешь Еве? – спросил он.

– Скажу, – кивнула Надя. – Смешно теперь было бы не сказать, раз уж ты приехал. Зачем ей гадать, кто да что? Пока она маленькая была, мы скрывали, особенно когда сын родился. Валя очень ее любил и все боялся, что она его любить меньше будет, если узнает, что не родной отец. Он матери своей сказал: если ты хоть кому-нибудь проговоришься, что Ева не моя дочь, я тебе этого не прощу никогда в жизни. Мы как раз на новую квартиру переехали, было не очень трудно скрыть. А друзьям своим он сказал, что давно хотел на мне жениться, да я не соглашалась, – объяснила Надя. – Ева такая впечатлительная всегда была, с самого детства, и вправду непонятно было, как бы она себя повела… Глупости, может быть, но я не хотела Валю лишний раз расстраивать, ему и так хватало. А потом как-то и случая не было ей сказать… Вот, появился случай, теперь скажу, надо же когда-то. Ты пришел, Адам. – Она кивнула на ступеньки у входа в гостиницу. – Что ж, счастливо тебе! Может, еще увидимся когда-нибудь.

– Да? – невесело усмехнулся он. – Когда-нибудь, где-нибудь – може… Прощай, Надечка! Я хотел поговорить с тобой, но как-то у нас не получилось… Ты правду кажешь: все тускло, блекло. Прощай!

Он наклонился и поцеловал Надю в голову, на секунду задержал губы у ее волос, у светлой ниточки пробора. Потом повернулся и быстро пошел к гостинице, сутулясь и все прибавляя шаг.

– Мама, что все это значит? – спросила Ева, выходя в прихожую. – Кто это был?

– Папа дома? – не отвечая, спросила Надя.

– Нет, в Кратово поехал. Почему ты не хочешь мне сказать, мама? – повторила Ева.

– Кто тебе сказал, что не хочу? Видишь, тапки надеваю. – Она выпрямилась, посмотрела на дочь. – Что ты хочешь услышать, Ева?

– Почему вы такие… странные стали, когда он появился?

– Видишь ли… – Надя прошла в гостиную, села в кресло, Ева присела напротив – туда, где только что сидел Адам. – Ни я, ни папа не ожидали, что когда-нибудь его увидим… Хотя папа, может быть, ожидал, только вряд ли с радостью.

– Почему?

– Потому что я этого человека очень любила в юности. Или думала, что люблю, теперь уже не поймешь.