Екатерина Вильмонт - Два зайца, три сосны

— Митька, ты в Москве?

— Кажется, ты этому рада?

— Рада, мне как-то хреново, Митька…

— Плохо себя чувствуешь?

— Да нет, на душе хреново.

— Отчего это и где ты болтаешься, дома тебя нет.

— Я у мамы была… И вообще, мне надо с тобой посоветоваться. И еще я соскучилась.

— Ты где сейчас?

— На Спиридоновке.

— Что ты там делаешь?

— Дурью маюсь.

— Продуктивное занятие! Давай, езжай домой, я приеду через часик. Договорились?

— Да!

Как же я обрадовалась ему! Он был в хорошем настроении, излучал обаяние, привез цветы и подарок, завернутый в красивую бумажку с бантиком.

— Что это, Мить?

— Новые духи. Выбрала мама. Она утверждает, что тебе они понравятся.

— «Агент Провокатор»? Я даже не слышала о них.

— Ну, ты же вообще отсталая, не то что мама! Дай сюда, горе мое!

Я вертела в руках непрозрачный розовый флакончик в форме яйца и пыталась брызнуть на руку, но у меня не получалось.

— Темная ты, Олеська. Видишь, это же форма гранаты, а вот тут чека, выдергиваешь ее и брызгайся на здоровье. Всему-то тебя надо учить. Хотя постой, мама предупредила, что в первый момент тебя может от них стошнить, но через десять минут ты их оценишь. А давай-ка набрызгаем на носовой платок и отложим его. Вот так! Да, запах, я бы сказал, противный. Ну, давай рассказывай, что за мерихлюндии?

Уже открыв рот, я сообразила, что в ресторанчик на Вспольном я ходила с Матвеем, значит, в рассказе Должна фигурировать, к примеру, Лерка. И начала с того, что Лерка позвала меня в новый ресторан.

Выслушав мой довольно сбивчивый рассказ, он покачал головой.

— Хорошо, что у тебя все-таки хватило ума не полезть к сестре. Зачем, собственно? Ты хочешь ее переделать? Да она же просто копия вашей матери, ты можешь переделать Надежду Львовну?

— Митя, знаешь, она, кажется, сама изменилась… Ее мучает совесть… По крайней мере мне так кажется. Это старость, Олеська. Она, видно, думает о душе, хоть большевики отрицали существование души, но мы-то с тобой знаем, что они были в корне не правы. И твоя мать, хоть и большевичка в прошлом, но в сущности все-таки человек… пусть тяжелый, непереносимый даже, но просто отравленный страхом. Сказать по правде, я редко встречал такое. Ведь самое страшное пришлось на долю предыдущих поколений, но факт остается фактом… Однако ее действительно жаль и ты молодец, что не ополчилась против нее. И Гошку оставила деду правильно и совесть по этому поводу тебя не должна мучить. Олеська, я соскучился! Иди ко мне.

Я прижалась к нему и мне вдруг показалось, что он — каменная стена, что я люблю только его… Он был сейчас умным, добрым, теплым…

— Что-то мне не нравится твое состояние духа, что с тобой творится? Какие-то неприятности помимо сеструхи?

— Нет, ничего такого, просто настроение…

— А знаешь что, давай-ка мы сейчас поедем за город, я покажу тебе наш дом, поговорим, подумаем, что там надо переделать, а? Как ты на это смотришь?

— Хорошо! Хорошо смотрю, Митька! — обрадовалась я. Мне вдруг понравилось, что он принимает за меня решения. Наверное, иногда это женщине необходимо.

— Надо же, даже не споришь. Кстати, возьми с собой халат, тапочки, что тебе еще надо, мы будем ночевать там, откроем окна, надышимся свежим воздухом…

— А Амалия Адамовна там?

— Нет, мама терпеть не может дачную жизнь.

— Гошка в восторге от нее.

— Знаешь, я удивился, как они мгновенно нашли общий язык, но потом понял — по контрасту с Надеждой Львовной.

— Да уж… — вздохнула я.

— А у твоей сестры тоже наверное неважно с чувством юмора?

Я ахнула. Конечно, у нее совсем плохо с чувством юмора, может, еще хуже, чем у мамы, поэтому обе такие ударенные жизнью и в общем-то невыносимые в общении.

— Митька, какой ты умный!

— А то! Давай, собирайся! Побудем там два дня. И тут я вспомнила про Аполлоныча Бельведерского!

— Нет, Митя, я должна завтра во второй половине дня быть в Москве, у меня важная встреча!

— С кем это? — прищурился он.

— С пиар-директором издательства, — не моргнув глазом, ответила я, ибо эта встреча состоялась два дня назад.

— А нельзя перенести?

— Никак, он послезавтра уходит в отпуск.

— Ну ладно, просто у меня потом тоже начнется сумасшедшее время.

— А что такое?

— Понимаешь, предстоит тендер на оформление нового здания одной корпорации, пока из суеверия даже называть не буду, и надо собрать чертову уйму всяких документов, это кошмар, который я ни одной живой душе не могу доверить. Ну да ничего не попишешь… А вот когда я соберу пакет, я тебя возьму в оборот и мы с тобой двинем в свадебное путешествие без свадьбы, в этом даже есть своя прелесть, а друзей оповестим и соберем уж постфактум, как ты считаешь?

— Я согласна, Дмитрий Алексеевич.

Я волновалась, каким окажется дом, в котором я, похоже, буду жить. И он мне сразу не понравился. Он был холодным, безжизненным, хотя являл собой образец современной архитектуры и дизайна. Миклашевич сразу это просек.

— Что такое? Не нравится?

— Нравится, — вяло отозвалась я. — Только уж очень нежизненно.

— Тут просто не хватает женской руки, я сам это чувствую и мама так говорит.

— Мить, а кто декорировал дом?

— Роман Митник, помнишь его?

— Помню.

— Он сейчас в большой моде и кстати за этот дом он получил кучу премий, фотографии были во всех крупных журналах.

— Ты много времени тут проводишь?

— Совсем мало. Некогда.

— Я думаю, дело не в этом, просто тебе тут неуютно.

И вдруг его словно подменили:

— Тебе кажется, что уют это обязательно тряпки, теплые тона и всякая давно устаревшая чушь? — прошипел он, злобно прищурившись. — И кухня в ярких изразцах, подушечки всякие? Да это же прошлый век! Слава богу, что ты строчишь романы, а не занимаешься своей профессией, ты в ней совсем несостоятельна, ты…

— Митя!

— Что Митя? Почему, ты полагаешь, сорвался контракт с Розенами? Из-за тебя, ты там наболтала этому олуху про красные поставцы и прочую убогую чушь, — завелся он.

От несправедливости этого пассажа я замерла, хотела что-то сказать, но он продолжал гнуть свое:

— Почему, по-твоему, я отказался от идеи с тобой сотрудничать? Да потому что понял — ты безнадежно отстала, твоего вкуса еще как-то хватило на однокомнатную квартирку, а дом ты уже не потянешь! Ты теперь великая писательница? Вот и занимайся своим делом, а в мое не лезь!

От обиды у меня сдавило горло. Идиотка, как я могла поверить, что он изменился? Да ему попала вожжа под хвост и он опять демонстрирует свой кошмарный характер. Но я уже сыта по горло. Вступать с ним в препирательства нельзя, это только усугубит дело. Боже, куда девался обаятельный неотразимый мужчина? Это был злобный, даже сварливый тип, от которого хотелось спрятаться. Я выскочила из дома и побежала по улице. Какая-то женщина сказала, что на шоссе легко поймать машину. Я свернула за угол и тут увидела джип Миклашевича. Я отступила за придорожный куст и он пронесся мимо. Нет уж, хватит с меня! Каменная стена оказалась сделанной из кизяка. Нет, ни за что… Куда лучше быть одной! И что я такого сказала? Что мне неуютно в этом доме, ну и что? Скорее всего, я просто наступила на любимую мозоль. Уверена, ему самому дом не нравится, но признать это он не в состоянии. Вот пусть и живет там, но без меня. Как я могла опять обмануться, в который уж раз? Ведь какой-нибудь месяц назад мы поссорились и я уехала в Германию с твердым намерением больше никогда с ним не общаться. Это было то самое благое намерение, которыми вымощена дорога в ад. И я уже почти туда причапала… Но фигушки вам, Дмитрий Алексеевич. Зазвонил мобильник. Я сразу отключила его, и тут заметила такси, подняла руку и машина остановилась. Едва я уселась на заднее сиденье как мимо опять пронесся джип Миклашевича. Я пригнула голову.