Дарья Волкова - Львица по имени Лола

Лола же ее ненавидит. Но деваться некуда.

— Кто сегодня будет петь с мамочкой? — плавно покачивая бедрами, спускается со сцены. Три ступеньки, всего три. Но они — пропасть, отделяющая того, кто на сцене, от тех, кто в зале. И сейчас он шагает в эту пропасть. Деваться некуда. Публика хочет шоу. Драйва, действия. И ты должен публику накормить. Семью хлебами или собственной кровью — это уж как сумеешь.

Ходить на каблуках он учился два года. Да так и не выучился толком. Поэтому — аккордеон и табурет — его лучшие друзья. Но сейчас приходится идти. От шпилек пришлось отказаться, и сейчас на ногах — лодочки на небольшом каблуке-рюмочке. Кстати, пойди еще найди удобные туфли на каблуке — и чтобы сорок второго размера.

На запястье покачивается веер — часть имиджа и оружие самообороны. Уж какое есть, да. Лола проходит между столиками, стараясь скользить взглядом поверх голов. Пока рано смотреть в лица и выбирать, пока надо дать публике рассмотреть себя ближе, это тоже часть шоу. Рассмотреть, а кому-то даже и…

Не успевает заметить, такое не всегда отследишь. Кто-то дергает за руку, и вот Лола уже на коленях у какого-то здоровенного и пьяного бугая. Краем глаза сразу замечает движение там, где должен стоять Гавря. Но лучше без этого.

Пока размышляет, как лучше поступить, потная волосатая лапа оглаживает задницу и… пах. Лев поворачивает голову. В пьяных глазах напротив — неподдельное удивление. А чего ты ждал, малыш? Не в курсе, что Лола — это пшик, фикция, мираж?

— Сам ты мираж!

— Ну вот и разбирайся сама с этим рьяным.

— И разберусь!

Наклоняется ниже, прямо к уже покрасневшему от горячительного крупному лицу с брылами щек. Удивление в глазах сменяется паникой, кажется, ее визави на глазах трезвеет.

— Да, сладенький, я девочка с сюрпризом. Не для каждого…

Встает из кольца ослабевших рук, грозит веером.

— Смотреть можно, трогать нельзя!

Уже отходя, боковым зрением видит, как багроволицый замахивает рюмку водки.

— Нервный какой мужик пошел.

— И не говори.

Так, надо определяться.

— Ну, я не вижу лес рук!

И тут же взметнулись вверх вытянутые руки.

— Я! Меня! Лола, спой со мной!

Теперь она переводила взгляд на лица. С одного на другое. Главное, не ошибиться с выбором, чтобы не получить проблем.

За огромные темные глаза взгляд зацепился сразу. И не двинулся дальше.

Глаза принадлежали темноволосой хрупкой девушке, которая встала из-за стола и молча смотрела на него. Еще не успев взвесить все «за» и «против», Лола протянула девушке руку.

— Ну, пойдем, раз такая смелая.

Спутник девушки — лысый брутальный папик со смутно знакомым лицом… — а, может и правда папа… хотя какой отец приведет дочь в «Синюю каракатицу»… — что-то сказал ей, она что-то ответила. Судя по всему, лысый был не очень рад такому повороту событий, но смирился. И они пошли к сцене.

Пальцы у нее тонкие и немножко дрожат. Трусишка, что ли?

— Не бойся, сладуля, — Лола наклонилась к девушке. — Не обижу.

— Я знаю, — как-то совершенно серьезно ответила та. И улыбнулась. Чудесная у нее улыбка. Со светом.

Три ступеньки. Надо возвращаться в привычный образ. Надо включать Лолу на полную катушку.

— Вот наша новая звезда! — Лола поднимает свою руку, в которой лежит и рука девушки. — Поприветствуем… тебя как зовут, красавица?

— Дина, — снова улыбается та. А потом добавляет. — Дина Ингер.

В зале слышится свист и приветственные возгласы. Лола не позволяет себе никакой лишней мимики, но мозг напряженно работает, вспоминая. Ингер, Ингер… Ингер?.. Ингер?!

— Ты имеешь какое-то отношение к «Ингер Продакш», малышка? — картинно хватается за грудь. Свою, разумеется.

— Никакого, — с широкой и проказливой улыбкой отвечает она. Публика хохочет. А вот не смешно, между прочим. Дина Ингер, надо же… Выбирал, выбирал… Выбрал, называется

Вот это он встрял… Тот-то лицо лысого показалось знакомым. Это же Разин!

— Что будем делать?

— Будем работать смертельно опасный номер. Главное, девку не лапай.

— Как у тебя с нотами, Дина? — вернуть прежний игривый тон сразу не получается. Ингер. Ну как он так умудрился?! Теперь кровь из носу надо все сделать легко и непринужденно.

— Немножко знаю, — снова улыбается она своей светлой, солнечной улыбкой. В глаза смотрит прямо. Ничего не боится. А чего ей бояться, верно? Ей-то чего бояться?

А ему чего, собственно? Это шоу. И она вызвалась сама.

— Ну-ка возьми-ка мне… — Лола привычно усаживается на табурет, берет аккордеон, нажимает на клавишу. — Как у нас с этой ля?

Голос у нее чистый, а слух хороший. Ноту берет безошибочно. А Лев ловит себя на том, что хочет улыбнуться ей в ответ.

— Умница, — это все пока мимо микрофона. — Ну, что будем петь, крошка? Что-нибудь наше, девичье, про любовь?

Пауза, в о время которой Льва изучают не таясь и с полным пренебрежением к тому факту, что они на сцене, под взглядами публики. А потом девушка подходит и наклоняется к его уху.

— А давай вдарим рок… в этой дыре?

Секунда — и он едва успевает сдержать уже рвущийся из груди хохот. Ай да девочка. Ай да Дина Ингер!

Быстренько вспоминает репертуар. Отметает хиты на английском, а потом внезапно берет несколько аккордов. Конечно, как и любой порядочный рок-хит, эта песня исполнялась под гитару, но для аккордеона есть вполне приличный кавер.

— Узнаешь? Слова знаешь?

Несколько секунд она вслушивается, а потом широко улыбается и кивает.

— Да! Классно.

Когда публика узнает песню, их выбор приветствуют аплодисментами.

Он подмигивает ей и вступают они одновременно. Хороший знак.

Мы вышли из дома,

Когда во всех окнах

Погасли огни,

Один за одним.

Мы видели, как уезжает

Последний трамвай…

А провожали со сцены Дину самой настоящей овацией.

И в самом деле, хорошо спели. Слаженно.

***

— Лола, к тебе дама. С визитом.

— На хер, — Лев взялся за упаковку ватных дисков. Подвинул к себе бутылочку с молочком для снятия макияжа.

— Не могу.

И диски, и бутылочку пришлось отложить. Лева крутанулся вместе с табуретом и с изумлением уставился на Гаврилова. Тот в ответ лишь довольно ухмыльнулся.

— Не можешь?!

— Это твоя партнерша по сцене. Ян сказал, что ее прогонять нельзя.

Лев какое-то время молчал. А потом развернулся обратно к зеркалу, положил руки на гримировальный столик и со стоном упал в них лицом.

Только этого ему для полного счастья не хватало…

— Левко… — на плечо ему легла рука Гаврилова. — Лев Аркадьевич, ты чего? Плохо себя чувствуешь?

— Я чувствую себя зае… мечательно, — Лев медленно выпрямился. — Пять минут мне дай. Хотя, нет… — это же Ингер. Этих людей нельзя заставлять ждать. — Две. Две минуты мне дайте. И можешь ее запускать.