Ольга Вечная - Хочу с тобой

У него глаза затуманены. Он пахнет вкусно. Я позволяю взять себя за руку.

Да, сегодня определенно всё иначе.

Глава 16

Марина

— Вон Жадан, смотри! — кричу я, отталкивая Данила.

Возбужденный Колхозник отрывается от моей шеи и смотрит вперед. Прищуривается. Потом пытается продолжить начатое. Мы в машине сидим у трассы. Ничего пошлого, обнимаемся и целуемся. Трогаем друг друга, приятно делаем. Опять же оба в одежде, он не склоняет ни к чему такому, ниже пояса не трогает. Нам обоим нравится просто целоваться.

— Данил, не успеешь перехватить — он напьется в хлам. С тех пор как Кулак его на улицу вышвырнул, Жадан не просыхает. Данил, Даня... успеем. Дела надо делать.

Данил прочищает горло, возвращается на свое кресло, хмурится.

— За что уволил? Не знаешь?

— Так за пьянство.

— Потрясающе, — тянет Колхозник безэмоционально, и так смешно становится!

Я хохочу, глядя на него.

— Если поможет, работу ему вернут. И оклад увеличат.

— Ой как здорово! — Хлопаю в ладоши от восторга.

Полеты — страсть Жадана. Он военный в отставке, прошел Чеченскую войну, получил ранения, был списан и брошен на произвол судьбы. Живет в нашей станице давно. Раньше на хуторских работал: летал себе спокойно, поля опрыскивал, да и так, по делу, если нужно. Никого не трогал. Он добрый дядька, но странноватый. Когда трезвый — мухи не обидит. Но если выпьет, может и припадок словить. Так что лучше подальше держаться в эти минуты.

— Ладно, едем. — Данил поправляет штаны и проводит по лицу руками. — А то натворим с тобой дел.

Я стреляю в него глазами и разглаживаю подол задравшегося сарафана. Цокаю языком.

Крузак равняется с разбитой семеркой летчика, Данил здоровается и сообщает, что поговорить надо. Срочно. Едва двигатели глохнут, он выходит из машины и садится в тачку Жадана.

Я же... остаюсь ждать. Рассматриваю фотки, что перекинул на мой телефон Данил. Пока он это делал, я целовала его в шею, как он меня в подсолнухах. Было так приятно в те минуты, что безумно захотелось подарить такое же наслаждение ему.

Судя по тому, что волоски у моего Колхозника дыбом стояли, ему было хорошо.

Я облизала мочку его уха. И прикусила. После чего он положил мою ладонь себе на пах и снова впился в губы.

Мне сложно давать оценку нашим действиям. Отчим бы, наверное, просто прибил меня, если бы узнал. Но... когда так хочется и так приятно с человеком, разве правильно себе отказывать?

Так сильно приятно...

Через полчаса Жадан сидит на заднем сиденье внедорожника. Мы едем в сторону станицы, чтобы завезти меня. Потом мужчины запланировали спасательную операцию.

— Мой вертолет хотят изъять! Как же так?! — всё повторяет Жадан. — Но что за люди? Я ведь так о нём заботился, он в отличном состоянии! Ласточка моя. Птичка. Воробушек.

— Без тебя не отобьем, я думаю, — подбрасывает дров в огонь Данил.

— А посмотреть на него можно?

— Хоть ночуй внутри. Только сделай так, чтобы завтра его не конфисковали.

— Я грудью лягу! Пусть паскуды подойдут только! — хрипит Жадан.

Мы с Данилом переглядываемся, я делаю выразительные круглые глаза и пожимаю плечами.

— Вот бы меня кто-то так же любил и защищал, как Жадан вертолет, — говорю с юмором.

Данил кладет ладонь мне на колено и слегка сжимает. Одновременно приятно и грустно становится — я ведь не собираюсь с ним шашни крутить. Уезжаю через два месяца.

Крузак останавливается за молокозаводом.

— Не говорите никому о нас, ладно? — прошу я Жадана напоследок. — Особенно отчиму. Он убьет меня. А мы с Данилом... мы друзья.

— Он не скажет, — говорит Данил. — Ему ведь дорог его вертолет, который в любой момент можно на металлолом сдать. Дорог?

Дядька кивает. Но взгляд на Данила бросает недобрый. Я бы даже сказала, предостерегающий, аж мурашки бегут. Этот взгляд еще долго мне видится, пока домой иду, в магазине в очереди стою.

Автобус специально пропускаю — хочется побыть немного с собой и своими воспоминаниями о том, что случилось сначала в подсолнухах, потом продолжилось в машине. Как приятно, оказывается, может быть наедине с мужчиной. Как сладко, когда сердце заходится и в голове такая пустота, что живешь одним единственным моментом.

Я то улыбаюсь, то пугаюсь собственных мыслей. Боже, что же делать? Я ведь уезжаю скоро.

Дома первым делом играю с собакой, потом подхожу к маме. Она в теплице собирает овощи. Я спрячу деньги в тайник, когда она уйдет в дом. Было бы намного надежнее хранить заначку на счете в банке, но банкоматы у нас есть только в самом отделении, и охрана там вся в друзьях у отчима. Если с Варей даже мимо здания проходим, об этом уже доносят.

— Привет, мама! Помощь нужна? — спрашиваю с улыбкой. — Давай я закончу.

А ты пойдешь в дом и не будешь мешать прятать деньги.

— Давай вместе, чтобы быстрее. Ты поздно что-то, всё нормально?

— Да, отлично.

Я начинаю перекладывать помидоры в ведро. Хочется поскорее с этим закончить. Мама по вещам не полезет, но если Ментовский с работы вернется, то запросто может шмон навести.

— Ну и кто он? — спрашивает мама, подмигнув.

— В смысле «он»? — отвечаю вопросом на вопрос, насторожившись.

— Я ведь не вчера родилась. Ты на свидании была? Глазки блестят, загадочная вся.

— Тебе кажется, — отмахиваюсь. — Тут не с кем. Мне никто не нравится.

— Понятно, — говорит она. — Я-то не против, встречайся, дружи. Но предохраняться не забывай, хватит нам сюрприза от Варюшки.

— Мама, у меня даже мыслей нет в голове таких.

— Это хорошо, мы с Семёном не переживем еще одного подарка. Вам повезло, что он добрый и понимающий, таких мужчин больше нет. Сейчас туго придется, денег совсем мало. Ты ведь понимаешь, как сильно нужна нам здесь?

— Понимаю, мам, — отвечаю. — Я подожду, когда Варя на ноги встанет, и потом поеду учиться. Всё же... мне хочется.

Мама кивает.

— Так уж сложилось. Мы все от чего-то отказываемся во имя любви. Любовь к мужчине — она самая ненадежная из существующих.

Мне становится некомфортно это слышать. Хочется возразить, и я пугаюсь своего рвения.

— Люди разные. И любят они тоже по-разному.

— Это так, — соглашается мама. — Но ты посмотри на меня, на Варю. И запомни такую вещь: однажды ты полюбишь, Марина. Не спорь, это случится. Сильно. Всем сердцем. Так, что будет казаться, что сама жизнь без него невозможна, как без кислорода.

— Мама-а... — тяну я.

— Полюбишь обязательно. Но когда это произойдет, вспомни мои слова: жизнь эту самую ты проживешь с кем угодно, но только не с ним.

Меня резко бросает в пот. Я отворачиваюсь.

— Почему не с ним?

— Потому что судьба такая. Парадокс в том, что мы думаем, будто жить без человека не сможем. А потом всю жизнь живем. Можем, оказывается. Так что, если придумаешь себе любовь такую, не забывай: она явление временное. Что постоянно — так это семья. Дети. Мы твоя семья.