Дана Стар - Немой крик

– Милая, а у меня для тебя чудесная новость!

Я на секунду отвлеклась от горестных мыслей и даже от того, что новый рисунок был испорчен.

– Очень красивая работа! – Она, видимо, ляпнула это из вежливости. А сама втихаря настрочит рапорт психологам, что якобы у меня произошла вспышка скрытой агрессии-депрессии. Потому что на моём рисунке словно только что расчленили человека. – Но красного, кажется, много. Это что, кровь?

Что и требовалось доказать.

Огромные тёмно-карие глазища директрисы осуждающе прищурились, а хватка на предплечье, наоборот, усилилась.

Ненавижу, когда ко мне прикасаются!

– Нет. Я случайно опрокинула краску. – Жестом объяснила Бурёнке. «Бурёнка» – так заведующую втихаря называли детдомовские. Потому что тётя Жанна постоянно жевала жвачку, курила, любила носить в ушах огромные золотые кольца и весила ровно столько, сколько весит годовалый телёнок.

– Ладно, не расстраивайся. Так вот… – Она продолжила разговор, – Представляешь, милая, тебя удочерили! Какое счастье! – Когда она это озвучила, я снова принялась рисовать мамин портрет, ощущая затылком, как губы заведующей растянулись в змеиной улыбке.

Вот и настал тот самый день. День, который я ждала восемь лет. День, который я представляла себе каждую свободную минуту. У меня появится дом. И семья. Интересно, какими они будут?

Сначала я обрадовалась, но затем радость сменилась грустью. Внутренне я задумалась: действительно ли мне нужна новая семья?

А если они мне не понравятся? Если я им не понравлюсь? И смогу ли я принять новых родителей, также как своих? Погибших…

Думаю, вряд ли.

– Ну, дорогая, ты рада? – Жанна тряхнула меня сильней.

В ответ я лишь пожала плечами, продолжая тщательно прорисовать мамины руки, представляя, как она гладит меня этими руками… Нежно, с заботой. Как старательно заплетает волосы в косы.

– Это, наверно, для тебя безумно неожиданная новость? Но не переживай! Твои будущие опекуны очень хорошие люди. И очень обеспеченные. Ты должна быть послушной, чтобы тебя не вернули обратно. Договорились? Это твой единственный шанс. Шанс начать жизнь с чистого листа, а не отправиться на консервный завод и до самой старости жить на подачки социальных служб.

Я нехотя кивнула. В груди жжёт и распирает странное напряжение.

– Вот и отлично! А сейчас я провожу тебя в твою комнату. Нужно собрать вещи. Твой новый папа уже ждёт тебя в машине.

Неужели? Так быстро?

Жаль, что у меня не хватило ума задуматься над тем, почему какие-то там неизвестные люди решили удочерить совершеннолетнюю? А зря.

Наверно, я просто очень сильно обрадовалась. В тот момент меня накрыли сильные эмоции. Я ведь об этом так долго мечтала! О родителях, о любящей семье, о новом доме. Думаю, я смогу справиться со своими чувствами и смогу впустить в свою унылую жизнь новых людей. Хотя бы попробую. Бог дал мне шанс. Шанс начать всё заново, а не гнить медленно, закрываясь ото всех, отсиживаюсь в холодной, покрытой плесенью кладовке.

Мои новые опекуны будут очень добрыми, щедрыми, заботливыми людьми. Они позволят мне поступить в университет и больше никто не будет надо мной издеваться. Ни мальчишки из соседней группы, которые вечно дёргали меня за косы, обзывали, поколачивали и ржали над тем, что я не могу ответить – ни словом, ни делом. Ни воспитатели. Которые любили избивать меня грязной шваброй и закрывать в холодной кладовке с крысами на целую ночь. Просто потому, что им мало платили. А они таким образом избавлялись от своих внутренних проблем, или собственной несостоятельности, выплёскивая злость на слабой жертве. Как, например, наша уборщица.

Я ведь не могла ничего рассказать заведующей. Как и не могла закричать, когда она лупила меня шваброй, за то, что Ларису Викторовну не устраивала её унизительна работа с копеечной зарплатой. Никто не слышал моего плача. Никто не слышал моих криков. Всем было плевать.

После жестокой расправы уборщица угрожала мне, что, если я проболтаюсь – утопит в ведре с помоями, а начальству скажет, что я сама решила утопиться. Якобы потому, что устала от такой жизни. После аварии превратилась в невменяемую истеричку.

И естественно, поверили бы ей, а не мне. А я уже привыкла к скотскому обращению и жила лишь просто потому, что надеялась на лучшее. Жила в память о маме, которая закрыла меня своим телом, а сама погибла, в тот момент, когда в нашу машину на бешеной скорости врезался грузовик. Просто так сдаться и порезать себе вены… станет оскорблением её чести.

Я надела самое лучшее платье, которое только нашлось в моём убогом гардеробе. Волосы заплела в тугую косу, а вот косметикой никогда не пользовалась. У меня её просто не было. Была лишь одна единственная бледно-розовая помада, которая пахла прогорклым маслом.

Вещи собрала за пять минут. Моё ущербное приданое состояло из пары застиранных платьев, альбома с красками, блокнота для записей, с помощью которого я общалась с людьми, и трёхлапого медвежонка-рюкзачка, оставшегося у меня в память о младшей сестре.

Этого мишку подарила ей я. В день аварии у Катюши был день рождения. Моей сестрёнке исполнилось всего лишь четыре года. В тот день сука судьба преподнесла ей жестокий подарок. Маленькому, беззащитному ребёнку… Отобрав у неё жизнь в день рождения. В день рождения!

Удар был настолько сильный, что медики говорят, что погибли они мгновенно. Без мук и боли. Даже понять ничего не успели…

Когда я смотрю на потрёпанную игрушку, мне кажется, что я до сих пор вижу на ней кровь. А вот выкинуть не могу! Ведь у меня больше ничего не осталось. Всё наше имущество отобрали плохие дяденьки в качестве оплаты за долги отца. А меня… меня засунули в сиротский приют.

После гибели семьи, на фоне мощного шока, я потеряла не только себя, но и голос. Ровно тогда, когда нашу машину раздавил грузовик.

– Боже, Алина! Ты почему надела это убожество? Быстро переоденься!

Испугавшись внезапного крика директрисы, я резко подскочила на месте, неловко выронив на пол рюкзачок сестры, когда позади себя услышала звонкий цокот каблуков, сопровождающийся недовольным мычанием заведующей.

– Вот, надень другое платье, – протягивает новенькую подачку, упакованную в целлофановый пакет с логотипом нашего детского дома, – ты должна произвести хорошее впечатление на своих новых хозяе… родителей! – Она невольно заикнулась, выдавив на пухлом лице коварную улыбку.

– Ладно. – Жестом ответила я, принимая «подарок».

В принципе новое платье ничем особо не отличалось от старого. Разве что материал был более приятным и ткань пахла фабрикой, а не хлоркой. Взглянув в мутное зеркало, висевшее на ободранной стене напротив шкафа, я увидела своё отражение. Ничего нового! Кроме строгого платья чёрного цвета, длиной чуть выше колен, украшенного белым кружевным воротничком и такими же кружевными манжетами. Строго, но мило.