Виктория Мальцева - 9 часов над Атлантикой

— Да, я его распробовал с Джоанной — моей несостоявшейся соседкой, — снова подмигивает. — Так вот, моя мать уделяла много внимания деталям, и я могу сказать, что многие её слова и уроки были полезны, но о главном она всегда молчала.

— Что главное?

— Мой отец ей изменял. Хронически. Причём это не было связано с неукротимой природой или чем-то таким ещё обусловленным физиологией, он элементарно не считал себя обязанным хранить верность одной женщине. Именно это вбило клин между ними.

— Ты тоже его не любил?

— Любил, наверное. Номинально — как человека, причастного к моему рождению. Мы никогда не были отцом и сыном в лучшем понимании этого тандема. Я почти его не видел: он делал деньги, проводил время с друзьями, много путешествовал и где-то между поездками жил с другими женщинами. Мать переживала эти его «отъезды» тяжело. Слишком тяжело, чтобы достаточно хорошо скрывать — я ощущал её боль и обиду физически.

— Я бы ушла от него. После первого же раза. Говорят, если человек способен предать однажды, он повторит это снова. И снова. И снова.

— Врут. Подло врут. Я знаю случаи без повторений.

— Я твёрдо решила стать счастливой. Вот прямо постановила себе найти толкового мужика и завести семью: усыновить троих детей, собаку и кота.

— Почему усыновить?

— Мне сказали, я не могу иметь детей.

— Кто сказал?

— Врач.

— В чём причина?

— Давай лучше поговорим о чём-нибудь более интересном. Я вот всегда думаю, насколько способна быть хорошей женой? Ну там, рано вставать и готовить завтрак, за домом следить и всё такое. Мне это кажется такой занудной тягомотиной. Болотом таким…

— Я думаю, из тебя выйдет замечательная жена, — не без иронии сообщает мой сосед.

— Моя мама вставала в шесть утра чтобы приготовить нам завтрак. Она всерьёз готовила! Пекла панкейки, например, или пиццу, или жарила куриные наггетсы. Я никогда не задумывалась, что она делает это ради нас — встаёт раньше всех, недосыпает. Знаешь, когда поняла?

— Нет.

— Когда стала жить и работать одна. Я с таким трудом поднимаюсь на работу! Ощущаю себя неподъёмным грузом, и человечество ещё не изобрело такой кран, который мог бы справиться с моей проблемой.

— Просто ты классическая сова.

— Суть в том, что моя мать тоже была совой. Ну, по крайней мере, она никогда не ложилась раньше полуночи. И, тем не менее, у неё каким-то образом хватало сил быть лучшей женой и матерью. Давай серьёзно: как думаешь, получилась бы из меня со временем хорошая жена?

— Безусловно да. Ты станешь лучшей женой для своего мужа.

Я вдыхаю:

— Хотелось бы. Но верится с трудом. Я не представляю, как это — вставать, когда ещё темно, брести на кухню, готовить, потом домкратом вынимать детей из кровати, давать им еду, убирать за ними и при этом подгонять, чтобы не опоздали в школу. А ещё ведь нужно хорошо выглядеть! Мужу синяки под глазами и краснота от недосыпа и перенапряжения вряд ли понравятся. А главное готовить! Господи, как же я ненавижу готовить! Ты понимаешь, даже собаки не хотят жрать то, что я готовлю. Поверь, я делаю это не нарочно! Я стараюсь. Я очень стараюсь! Но редко что получается. Зато я гениальна в цифрах и алгоритмах: если когда-нибудь тебе потребуется оптимизировать налоги — обращайся. Лучше меня в этой сфере нет.

— Каждый человек в чём-нибудь уникален.

Лео улыбается. Похоже, что бы я ни говорила, он находит это забавным. Эта его улыбка, она немного свысока, но в ней много тепла. Достаточно, чтобы мне не хотелось на него злиться. Приподняв свои очки и почесав подушечкой большого пальца кожу под ними, Лео, всё так же улыбаясь, выдаёт лучшее, что мог бы выдать мужчина:

— Готовка давно уже не имеет значения. Мир не стоит на месте, всё меняется, в том числе и наши роли. Даже в парах. Ты удивишься, но никто из моих знакомых не ждёт от своих жён кулинарных шедевров — для этого есть рестораны. Да весь город ими забит! На любой вкус. Знаешь, чего ждёт современный мужчина от женщины?

— Ну давай, просвети. Очень интересно послушать информацию из первых рук.

— Не ёрничай! Сосредоточься. Первое и самое важное, что должно быть в женщине — это способность быть любовницей. Не округляй глаза. Спальня в доме — это как алтарь в церкви. Второе, женщина для мужчины — это, прежде всего, партнёр. Это тыл, который поможет восстановиться его войскам в случае поражения. Как правило, если мужчина достаточно умён, с первых слов, взглядов ему понятно, сможет ли женщина быть тылом или нет. Мы не так сильны, на самом деле, как хотим казаться. И поддержка для нас так же важна, чем секс. Вот они — твои два кита. Но если девушка превосходно готовит — это только бонус. Не более того.

— Очень многим бонусы помогают принять решение о покупке.

— Только глупцам. Разве тебе нужен глупец?

Лео снова наполняет наши бокалы, а мне уже очень хорошо. Очень-очень хорошо. Так хорошо, как никогда ещё не было. Мы приветствуем солнце — полностью убираем фиолетовый газ из нашего иллюминатора.

— Ты веришь в судьбу, Лео? Вот я, наверное, с этим вопросом ещё не определилась, но совершенно точно верю в грабли. Грабли — это такой стиль навигации собственной жизнью, когда индивидуум (преимущественно одинокий представитель женского пола) систематически совершает одни и те же ошибки и никогда на них не учится.

— В судьбу?

Лео делает глоток вина и прикрывает глаза.

— В этом что-то есть. Да, определённо, что-то есть. Иногда в жизни происходят вещи, которые никак не назовёшь случайными.

— Мне однажды сказали, что большинство людей способны по-настоящему любить только раз. С другими может быть интересно, иногда даже очень хорошо, к ним можно испытывать влечение — это чаще всего, но с ними никогда не будет единства. Единство — это когда вы близки даже в ссоре. В разлуке. В обиде — всё равно близки. Даже в ненависти. И, возможно, смерти тоже.

— Да, это так. По крайней мере, моя жизнь и мой жизненный опыт это доказывают.

— Лео, давай теперь рубрику «горькая правда»? Ну, это такая правда, когда самого себя жалко до слёз.

— Я не целовал женщину… очень давно, если не учитывать наше сегодняшнее рандеву.

— Ты повторяешься. Давай что-нибудь с самыми острыми шипами.

Лео снова доливает вина в наши бокалы. На этот раз не говорит чин-чин. Чуть наклоняется всем телом вперёд, уперев локти в колени, и смотрит на свои носки.

— Я совершил то, что не укладывается в головах нормальных людей. Нечто такое, чему не выписать прощения, потому что в известном человечеству списке проступков такой даже не значится. Но моя проблема в том, что оно мне нужно — это прощение. Как воздух. Шрамы на моём теле — это ничтожная фракция той боли, которую пришлось пережить ей. Нам обоим. Твоя очередь.