Виктория Мальцева - За мгновения до...

Дамиен всегда достигал поставленных целей. Он был даже, можно сказать, одержим успехом, причём совершенно не важно, чем именно собирался заняться. А наш первый секс оказался для него даже не целью: Дамиен возложил на себя миссию сделать всё «как надо», а надо было, в его понимании, любой ценой сотворить это событие необыкновенным. И он в этом преуспел.

Его ладонь нежно ложится у меня между ног:

— Теперь это только моё, ясно? — улыбается. — Я был здесь первым, и буду оставаться последним. Единственным!

— Окей, — тяну, — но только при том условии, что ваш дровосек не станет заглядывать в другие пещеры!

— Ладно! — смеётся. — Идёт! Мы согласны. С дровосеком!

Eyes Still Corners

Господи…

Что это? Что?

Не думал, что постель может стать церковью. Храмом. Алтарём сердечных жертвоприношений. И я — на коленях. Молюсь своему божеству: её выгнутое тело в моих руках — совершенство. Апогей эстетики, абсолют красоты. Она понятия не имеет, кем является, и что со мной делает, какой властью наделена.

Хочу, чтобы она открыла глаза и заглянула в мои, хочу, чтобы повторяла моё имя… до бесконечности.

Я люблю смотреть на тебя, когда ты спишь, Ева, и делаю это пугающе системно. Чувствую себя в безопасности, потому что в такие моменты ты по-настоящему только моя.

Я ревнивец, Ева. Оказывается, я ревнивец. Безумствующий, но способный себя контролировать, держать в руках. И если бы не страх потерять тебя, ты узнала бы обо мне ужасные вещи, потому что я бы их совершал.

Потому что с тобой я лучше, чем есть на самом деле. Намного лучше.

Я чувствую свою кровь, слышу её мирный ток по венам. Могу дышать лёгкими и могу дышать кожей. Теперь я умею закрывать глаза и качаться на волнах розового моря.

Я влюблён, я, чёрт возьми, влюблён. Без памяти, без путей к отступлению, и мои руки, обнимающие твою талию — самая реальная и самая разумная вещь на свете.

Мне не нужны красотки, игры и развлечения, я питаюсь твоими взглядами, дышу твоими вздохами, живу твоими улыбками.

Друзья, гонки, мечты, интересы, пристрастия — всё померкло, расплавилось под действием исходящего из груди жара.

Дерзкая, непокорная сводная сестрёнка, заноза в заднице, кость в моём горле, я и понятия не имел, ЧТО ты сотворишь со мной, КЕМ для меня станешь, КАК именно возьмёшь надо мной верх!

Можно я уберу волосы с твоего лица? Чтобы ещё раз к ним прикоснуться, тронуть скулы, брови, изгиб губ и всё равно никогда не насытиться. Мой слух силится уловить твоё беззвучное дыхание, поймать его ритм, чтобы дышать так же. Потому что пока ты спишь, я охраняю твой сон, и мне ТАК тебя не хватает!

Сегодня — наша первая ночь. Она первая не только для тебя, Ева, но и для меня тоже, потому что всё, что было до этого — теперь стало ошибкой, самым большим заблуждением.

Мне хочется рассмеяться самому себе в лицо: ты дурак, Дамиен, ты полный кретин! Потому что твоё «настоящее» всё это время было прямо у тебя под носом! Бродило по дому, ездило в школу на автобусе, бросалось колючими взглядами и медленно, но уверенно порабощало тебя. Навсегда. Навеки.

Потому что то, что имеет ТАКУЮ силу, не может не длиться вечно. Потому что то, что расцвело в моей груди алым цветком, не может пройти бесследно.

Я люблю тебя, Ева. Я люблю тебя.

Просто дай мне свою руку, вот так, я буду сжимать её, пока ты спишь, но и когда проснёшься, не выпущу. Никогда не выпущу.

Вы когда-нибудь задумывались о том, насколько же мы, в действительности, зависим от солнца?

В апреле Ванкувер погружается в цветущее благоухание, весь город — один сплошной японский сад. И в этом саду также буйно расцветает, разливаясь ароматами, наше с Дамиеном чувство.

Мы ведём беспорядочную и беспринципную сексуальную жизнь. Беспорядочную, потому что в ней нет и не может быть никакого порядка, а беспринципную потому, что мы любим друг друга где придётся и при каждой возможности: дома, в кровати Дамиена, моей кровати, на кухонном столе, в ванной, в душе, во внутреннем дворе, в его машине, моей машине, в лифте, на крыше небоскрёба, на крыше его машины и даже на ветке цветущей черешни в парке Королевы Виктории. В тот раз мне довелось испытать один из самых своих ярких оргазмов: хоть это и была глубокая лунная ночь, факт возможности быть пойманными на месте преступления превратил меня в дикую, похотливую кошку. А дурманящие своим сладким ароматом розовые цветы, залитые холодным лунным светом, жаркие поцелуи Дамиена, его вначале нежные, затем неудержимо настойчивые движения, бархатный голос, шепчущий в изгибе моей шеи непристойности, останутся в памяти одним из самых ярких воспоминаний самого счастливого года моей жизни.

Он смотрит на меня таким взглядом, каким никто до него не смотрел. Вот Кристиан глядит с интересом, как на пиццу, перед тем как её съесть. А Дамиен не так, нет. Сложно выразить словами все те тени, что мелькают в его глазах, вспышки, блики эмоций. Но чаще его взгляд неподвижен, словно замер в ожидании ответа. И неизменно одно — глубина, которую не измерить, потому что нет в природе линейки со шкалой бесконечности. И вся эта бездонность, закованная в безвольность, сфокусирована на мне, я — центр его Вселенной, я — сила чёрной дыры, затягивающей его все сильнее и сильнее, обещая отправить в иные миры. Я — мощь, сопротивляться которой бесполезно. И всё это в одном только взгляде, в единственном даже самом маленьком миллисекундном столкновении его каре-зелёных глаз с моими. Я и подумать никогда не могла, что во мне может быть спрятана ТАКАЯ сила! Что именно мне суждено стать тем кислородом, который так необходим для его жизни. Я освещаю его путь, я дарю ему счастье!

В конце апреля мои критические дни не наступили в срок. Я не испугалась — ждала. Ждала день, ждала два, ждала неделю. Затем купила тест, но он не выявил никаких перемен, а месячных всё так и не было. Когда, спустя 21 день, они всё-таки заявились, я разрыдалась и поняла, в каком страхе прожила последние три недели.

В свои девятнадцать я не была женщиной, всё ещё оставаясь ребёнком.

Это был урок музыки, репетиция выпускного концерта. Ученики, выстроенные пятью линейками, пели хором «O, Canada, O, Canada!». Не знаю, что именно произошло в моей голове, что за катаклизм здравого смысла, но именно в тот момент мне захотелось выплеснуть свою панику и накопленную за 21 день нервозность на того, кто, как мне тогда казалось, был во всём виноват — несостоявшегося отца, ни сном, ни духом не ведающего о моих приключениях.

Мы с Дамиеном оказались в одном ряду, однако между нами усердно орал слова канадского гимна Рон. Мне показалось, что так сообщить «папочке» новость будет даже забавнее: