Виктория Мальцева - Абсолют в моём сердце

Лихорадочно пытаюсь оглядеться и хоть что-то понять: я нахожусь в полумраке небольшой комнаты. Единственный источник света — беззвучно работающий телевизор. Отвратительный запах давно немытого человеческого тела, перегара и табака врывается в мой нос, тут же вызывая рвотный позыв. Механически зажимаю рот рукой, пытаясь его сдержать.

— Твою мать, да она блевать собралась! — восклицает тот же мужской бас.

Моё совершенно обмякшее и практически неуправляемое тело подхватывает чужая сила и зашвыривает в самую грязную ванну из всех, какие я видела.

Меня рвёт, но я пытаюсь думать. Получается с трудом.

Снова проваливаюсь.

Сознание возвращается и, судя по всё тем же лицам на экране телевизора, беспамятство моё длилось недолго.

— Очухалась? — женский голос.

— Ну же, сучка, давай, приходи в себя! У меня сегодня большие планы на тебя! — мужской.

— Йен, чувак, не торопись! Говорю тебе, мне знакомо её лицо. Эта тёлка может принести денег, — ещё один мужской, этого раньше не было.

— Думаешь, если она отсосёт нам, за неё уже не заплатят?

Смех. Липкий, вульгарный хохот.

В моей голове с неимоверным трудом вырисовывается первая мысль: это похищение, и отморозки не знают, кто я. Если они так и не выяснят — у меня будет шанс выжить. Вопрос в том, хочу ли я этого?

Но инстинкт самосохранения вовремя подсовывает воспоминание о системе безопасности, которой окружил нас отец. На корпусе моего мобильного есть кнопка. Её удержание в течение 8 секунд отправит данные с моими координатами прямиком в устройство Алексу, начальнику его службы Пинчеру и ещё каким-то людям, ответственным за мою жизнь. Мне обязательно кто-нибудь перезвонит, и если я не отвечу, они всё поймут. А если отвечу, мне нужно сказать одно только слово: «salute», затем ждать помощи.

— Отдайте сумку… мне нужно принять таблетку…

— Ты уже приняла, сегодня с тебя хватит, — получаю ответ.

— У меня сердце… мне нужно принять свои таблетки для сердца… — вру.

На секунду воцаряется тишина. Жалкие наркоманы пытаются думать прокуренными мозгами и выдают вердикт:

— Ты гонишь!

Неуверенными руками, с полнейшей потерей способности координировать свои движения, я изображаю боль в сердце, и это, очевидно, выглядит убедительно, потому что, спустя пару мгновений, в меня швыряют сумкой.

Моя рука лихорадочно шарит в ней в поисках телефона, но его там нет.

— Не это ищешь, красавица?

Теперь я узнала её — это серо-белая мышь из туалета. Та самая, что оставила мне белую таблеточку. Пазл начинает складываться. Но проку от явно улучшившейся способности мыслить мало — мой телефон в её руках.

— Хорошая вещь, — сообщает её слабый голос. — Ты позволишь оставить его себе?

— Ты совсем дура? — ревёт злобный мужской бас. — От трубы надо избавиться, в таких игрушках могут быть неприятные сюрпризы!

— Например?

— Например, датчики передвижения, локаторы, подслушивающие устройства, — отвечает более спокойный мужской голос.

В полутьме мне совершенно не видно их лиц, но я предполагаю, что басистый грубиян — тот, кто со мной танцевал.

Внезапный стук в дверь, и слышу до боли родной голос брата:

— Соня, ты здесь?

Я открываю рот, чтобы заорать, что есть мочи, но его тут же накрывает грубая шершавая ладонь с запахом апельсина и… неясного дерьма. Но я не теряюсь: не могу орать, значит буду мычать и топать ногами! Они пытаются удержать меня, все трое, но мне удаётся изо всех сил долбануть ногой в предмет некой мебели, наверное, это был комод или что-то вроде этого, и на моё счастье, громоздкий предмет с грохотом заваливается… И именно в этот момент я ощущаю острую боль в голове — удар, если не ногой, то точно мужским кулаком.

Сознание возвращается вместе с чувством тошноты. Меня никто не держит, я лежу на полу, осознавая, что жива, лишь потому, что адская боль намертво поселилась в моём теле — голове, животе, горле. Я слышу глухие звуки ударов, мужскую ругань, женские вопли — и всё это в полнейшей темноте. Внезапно вспоминаю, что в себя пришла от грохота, сопутствующего стеклянному звону — теперь мне очевидно, почему в комнате полнейшая тьма — грёбаный телек разбили!

Пытаюсь подняться, попутно вспоминая, что слышала голос брата, и теперь меня точно спасут… А спасут ли?

Страх… Именно в это мгновение мне становится по-настоящему страшно! Воображение рисует картины убиенного брата, повергнув моё избитое тело, наделённое глупыми мозгами, в непередаваемый ужас, панику, дикий неконтролируемый тремор.

— Лё-о-о-о-ша! — мой истошный вопль оглушил и меня саму, и окружающую возню разбиваемых челюстей, носов, мебели и чего-то ещё…

Несколько мгновений спустя шум стихает, и я чувствую, как чьи-то руки легко подхватывают меня, прижимая к груди, источающей до боли знакомый запах… Теперь я слышу сердце — глухие, гулкие удары, не просто частые, а бешеные, словно это не сердцебиение, а скачка галопом… Большая рука прижимает мою голову к мужской груди, растопырив пальцы так, как держат головы младенцев, и я в этот момент, наверное, действительно беспомощна как новорожденный — избита и обдолбана дрянью, не зная даже её происхождения…

Я звала брата на помощь, я слышала его голос, и он пришёл, чтобы спасти меня, но эта рука не его, не его грудь, не его запах и не его сердцебиение… Это сердце я уже слышала однажды, и тогда оно было так же напугано, как и сейчас, так же страшилось любой беды, какая могла бы приключиться со мной. И тогда я была уверена, что оно влюблено, это сердце, что плавает в сахарном сиропе рождающегося чувства так же, как моё собственное…

А потом оказалось, что всё обман, мои иллюзии и девичьи мечты, и это сердце — самое холодное и безразличное на Земле.

Но разве может так биться сердце, которое ничего не чувствует?

Сознание снова покидает меня, и на этот раз, кажется, не из-за ударов или ядовитой химии, попавшей в мою кровь, а по причине внезапно нагрянувшего расслабления, уверенности, что всё будет хорошо, я в безопасности, потому что в самых надёжных и желанных руках в мире…

Открываю глаза и вижу прямо перед собой довольную Лёшкину морду:

— Ну как, жива? Дебютантка! — посмеивается.

— Да вроде, — отвечаю.

— Как тебя угораздило так наклюкаться-то, а? Даже я так не умею!

Протяжно вздыхаю, осознавая, что тайна белой таблетки ещё не раскрыта, и мне по-любому лучше унести её в могилу.

— Помнишь, что случилось-то?

— Помню… — вяло отвечаю.

Брат гладит меня по руке:

— Алекс тут всю ночь с тобой просидел, вышел кофе попить, настраивайся, у него к тебе разговор, сестрёнка!

Мои глаза раскрываются шире, я паникую, но брат беспощаден:

— Да-да! Кажется, наступила и твоя очередь отхватить по полной! А я, кстати, своё уже получил! — сообщает довольно.