Виктория Мальцева - Моногамия [СИ : ред. 2017 г.]

«А словами слабо?»

«Нет! Когда я увижу тебя?»

«Когда ты хочешь?»

«Сейчас. Нет, секунду назад. Нет, вечность назад!»

«Ммм… То есть я в прошлом?))»

«Только краешком, остальная часть тебя вся в будущем, на все 99,99 %)))))))))))))))»

Ловелас. Говорит со мной лисьим языком. Но я не проведусь.

Мы лежим на зелёной лужайке в парке, вечернее солнце нежно согревает нас, и только едва ощутимый ветер напоминает о приближении сентября… Алёша не слезает с Алекса, они борются, и не ясно, кто из них получает большее удовольствие. Я мучаюсь от тянущей боли моего предательства, совесть не даёт мне покоя, но эта картина, где чужой дядя лучше родного отца, смешивает уровни моего восприятия, я уже не понимаю, что хорошо, а что плохо, где добро и где зло… Наконец, сыну надоедает эта суперактивная игра, и он убегает на качели. Алекс в изнеможении лежит и смотрит на меня, а я… я давно не могу оторвать своих глаз от него…

Боюсь, он поймёт, как сильно нравится мне, стараюсь напустить больше непринужденности и тут же придумываю тему для разговора:

— Слушай, я же почти ничего не знаю о тебе!

— Как и я о тебе.

— Нам нужен блиц-опрос. Это самый быстрый способ составить представление о человеке.

— Спрашивай, — Алекс приподнимается на локте, готовясь к обстрелу моими вопросами.

— Твой любимый цвет?

— Коричневый.

— Мой тоже коричневый! Шоколадный! — я искренне воодушевляюсь, а он смотрит на меня, слегка улыбаясь, и едва заметно кивает головой, будто мысленно ставит галочку в невидимом списке…

— Твоя любимая музыка? — уже азартно спрашиваю я.

— Музыка из фильма про собаку Хатико.

— Мы смотрели Хатико, но я не помню мелодию, надо будет послушать!

— Твоя любимая музыка?

— Всё, что красиво, нежно и не слишком печально. Кое-что из классики, саундтреки к фильмам тоже люблю, ну и, как водится, все песни из советского кинематографа.

— Почему как водится?

— Все, кто родился и вырос в СССР, обожают советские фильмы и музыку к ним. Тебе этого не понять!

Он смеётся, потом говорит:

— Почему же не понять, мне тоже нравятся советские фильмы. Особенно про Дартаньяна и мушкетёров.

— Ты шутишь?

— Нет, — он улыбается так широко, что от его улыбки тепла больше, чем от вечернего солнца.

— Это же мой любимый фильм! Обожаю его с детства и все песни знаю наизусть!

Он снова едва заметно кивает, ещё один уровень пройден.

— Твои фильмы любимые какие? — снова спрашиваю я.

— Ну… многие! «Звёздные войны», «Назад в будущее», «Контакт» и всё, что связано с космической темой, много ещё других.

Теперь уже я мысленно ставлю галочки, ведь «Контакт» давно претендует на первое место в моём рейтинге, вместо мушкетёров… а космическая тема, самая моя любимая тема и в кино и в литературе!

Это сходство вкусов уже не смешит меня, оно пугает… А Алекс смотрит в самую глубину меня, и мне кажется, что скрыть от него ничего нельзя, практически невозможно. Я отворачиваюсь и тихо говорю:

— И что, Porsche твоя любимая марка машины?

— Да, — улыбается он. — Но, я думаю, не сложно было догадаться, раз уж я на ней езжу. Твоя какая?

— Тоже Porsche, — говорю я тихо и уже не верю, что существует что-то, в чём наши вкусы не совпадут.

— Что ты больше всего любишь? — спрашивает он.

— Чёрный шоколад и кофе. А ты?

— А я люблю смотреть на тебя и целовать твои губы…

Алекс — нежный любовник, наверное, самый нежный и искусный на земле. Он знает толк в ласках, он эксперт в них. Он нежно шепнёт на ушко именно те слова, которые вы всю жизнь жаждали услышать, он так ласково погладит вашу кожу, едва касаясь её подушечками своих пальцев, что вы уже в изнеможении будете готовы отдаться ему, но ведь это только начало… потом будут поцелуи, объятья некрепкие, ведь он никогда не обнимет крепко, он заставляет желать себя, хотеть больше, ещё и ещё…

Наше второе свидание случилось через пять дней. В тот день я сильно поссорилась со своей сестрой, оставляя ей Алёшу на ночь с просьбой прикрыть меня. Тогда мы договорились, что это будет последний раз, и я порву с порочной связью. Но для меня это был лишь временный компромисс, так как я не собиралась этого делать.

Алекс привёз меня в свою квартиру поздно, уже смеркалось. В этот раз было уже меньше неловкости… у него, а мне по — прежнему было дико дискомфортно, главным образом, потому, что к этому моменту во всю уже бесновалось то, что должно было быть моей совестью… Но не только! Теперь меня уже всерьёз заботило то, что обо мне подумает сам Алекс. Дело в том, что я опять согласилась сразу же, как только он позвал меня, и это в корне противоречило и моим принципам, и моим привычкам. На самом деле, ночь, проведённая с ним, понравилась мне до такой степени, что я не могла ни о чём другом думать, кроме как о возможности повторения этого чуда.

Susie Suh-Robot Koch Here With Me

Алекс смотрит мне в глаза долго, так долго и так глубоко, что мне уже кажется, будто он хочет загипнотизировать меня, но я знаю, что это не так, он общается таким образом, он настраивает меня на одну с собой волну. И эта его улыбка, которая лишь слегка, которая и не улыбка даже, а нечто воздушное, лёгкое, как семена одуванчика, делает его непохожим на просто человека, на просто мужчину, а на кого-то необыкновенного, отличающегося… от нас, от всех остальных…

— Когда у тебя были… месячные? — робко спрашивает он.

Мои глаза, по-видимому, слишком сильно расширились от шока и удивления, в которые меня поверг этот вопрос, потому что он тут же добавил:

— Мне нужно знать, что делать дальше….

— Сегодня можно…

— Хорошо, — мягко улыбается. — И ты не бойся меня, ладно? Я здоров полностью. Убедился в этом сам прежде, чем прикоснуться к тебе…

Я думаю: «Господи! Что он говорит? Прежде, чем прикоснуться… ко мне?!», а Алекс тем временем медленно укладывает меня в свою постель, каждое его движение пронизано грацией и волшебной медлительностью, соткано из намёков и едва ощутимых прикосновений…

Я лежу у него на руках, словно ребёнок у своей матери… Моя голова покоится на его согнутой сильной руке, другая его рука исследует меня: большой палец, нежно касаясь моей кожи за ухом, медленно, неспешно, изучающе, обводит контур моего лица до подбородка и скользит вниз, к шее, обхватывая её уже всей ладонью, сладко проводит по ней почти до груди начатую ранее линию… Взгляд его прикован к ней, в глазах — радость, наслаждение, и утоляемая сейчас, в эту секунду, невероятная, накопленная ранее жажда познания, прикосновений, жадный интерес к каждому моему изгибу… Его кисть взлетает над мои лицом и указательный палец также медленно, будто наслаждаясь, повторяет силуэт моих бровей… Мои глаза закрываются, эти исследующие ласки его нежных пальцев растапливают меня… я уже не помню о стыде, о скованности, о его вопросе…