Амелия Борн - Здравствуй, сын!

Нет, я вовсе не была сторонницей женского мордобоя, но сейчас прежде всего - являлась матерью, которая должна защитить своего ребенка.

Схватив со стола пирожное, я направилась прямиком к Виолетте, которую в этот самый момент Волков пытался выволочь прочь из зала. Но черта с два она уйдет просто так!

Подскочив к ней, как разъяренная фурия, я от души шмякнула пирожным ей по лицу и, вытерев пальцы о ее модный пиджачок, отчеканила сквозь зубы:

- Если кто-то здесь и болен, так это ты! Причем на голову! И единственное, что ты можешь родить - это яд!

- Ааааа! - заверещала та в ответ, отплевываясь от кусочков бисквита. - Дура, я на диете! И за пиджак ты мне ответишь! Я купила его в самом Милане!

- На распродаже все по одному евро? - презрительно заметила я в ответ. - Жаль, что ты не купила себе там заодно и мозги, они бы тебе больше пригодились. Олег, уведи ее немедленно или я за себя не отвечаю!

Отвернувшись от этой парочки, я нашла глазами сына, который прижимался всем телом к бабушке. Увидев, что я иду к ним, мама отошла от Матвея и, тоже метнувшись к столу, набрала целую гору пирожных и расстреляла ими Виолетту в спину, смачно попав прямо в волосы, и при этом приговаривала:

- Это тебе за Матюшу! А это за Дианочку!

Слишком поздно я вспомнила о том, что все это снимали журналисты. Не стоило и сомневаться - завтра все произошедшее будет широко обсуждаться всеми, кому не лень. А живописные фотографии, которыми будут сопровождаться эти новости, даже вообразить было страшно.

Но главным для меня был мой сын. Гордо выпрямившись, я взяла Матвея за руку и сказала:

- Пойдем, мой хороший.

Понимала - он ужасно напуган всем, что сейчас увидел и услышал. Отведя ребенка в смежную комнату, где я должна была переодеваться, присела перед ним на колени и хотела сказать что-нибудь успокаивающее, но Матвей меня опередил. Закусив губу, чтобы она не дрожала, сын спросил:

- Мама, я умру?

Этого я совсем не ожидала. От одной только подобной мысли по спине пополз холодок страха.

- Нет, конечно, родной, что ты? - сказала я мягко, сжимая ладонями хрупкие плечики.

- Но эта тетя сказала, что я болен, - голос сына дрогнул, выдавая все, что тот испытывал, хоть и пытался держаться по-мужски. И в этот самый момент мне снова захотелось догнать эту ненавистную женщину и попросту убить!

Она говорила, что любит Олега, и я ей почти поверила. Теперь же понимала - ничего и никого она не любила, кроме денег. И тот факт, что Волков с ней встречался, порождал внутри меня кучу вопросов и сомнений. Может, он и от меня ждал того же? Что я буду такой же вот пустышкой, которая только и умеет, что тратить деньги и улыбаться на камеру?

- Ты абсолютно здоров, - твердо сказала я сыну.

- Но эта тетя…

- Она ничего о тебе не знает, - отрезала в ответ. - Она просто хотела обидеть меня.

- Но почему? - спросил Матвей, глядя на меня своими бездонными, наивными глазами. Сколько же всего о людях и их мерзких качествах он еще не знал! Да я и не хотела, чтобы впредь он сталкивался с такими змеями, как эта Виолетта. И Волкову придется каким-то образом об этом позаботиться! В противном случае жить мы спокойно попросту не сможем. Да и вообще не сможем жить вместе, если я не буду понимать, что он способен нас с Матвеем защитить!

- Есть такие люди, Матвей, - сказала я размеренно. - Они не умеют проигрывать. Эта тетя злится потому, что папа женится на мне, а не на ней.

- Тогда вы обязательно должны поскорее пожениться! - серьезно заявил сын. - Чтобы она лопнула от злости!

- Так и будет, - пообещала я Матвею, прижимая его к себе, хотя сама была вовсе не уверена в том, что это каким-то образом избавит нас от Виолетты.

- Диана! - послышался из-за двери голос Волкова, и он требовательно замолотил кулаком по деревянной поверхности. - Открой, нам надо поговорить!

Поднявшись на ноги, я подавила тяжелый вздох. Мне вовсе не хотелось разговаривать. Мне вообще уже ничего не хотелось. Ни этой репетиции, ни помпезной свадьбы, от подготовки к которой чувствовала себя неуютно.

Неохотно открыв дверь, я обнаружила, что за спиной Волкова маячит мама. Направив сына к ней, я попросила:

- Мам, присмотри за ним, пожалуйста.

- Конечно-конечно, - мгновенно захлопотала та, уводя Матвея прочь.

Я же отступила вглубь гардеробной, тем самым приглашая Волкова войти.

- Ди, прости, - выдохнул он, сокращая расстояние между нами. - Она больше нас не побеспокоит, клянусь.

- Ты уверен? - ответила я сухо. - Матвей только что спрашивал меня, умрет ли он!

Не выдержав, я отстранилась и стала метаться по комнате из угла в угол.

- Я все могу понять, Волков! Но не это. Я не позволит чтобы моего сына обижали! Да представляешь ли ты, через что мы прошли, когда он боролся с болезнью?! А эта женщина говорила о нем, как о каком-то убогом, как о бракованной вещи!

-Ди, я все понимаю...

- Да ни черта ты не понимаешь! - взорвалась я и, подлетев к нему, стала молотить по его груди кулаками. - Я требую, чтобы эта дрянь больше никогда не появлялась рядом со мной и Матвеем! И если ты не оградишь нас от нее, Волков, то иди ты к черту!

Перехватив мои руки, Олег порывисто прижал меня к себе и я невольно всхлипнула. Все это было уже слишком для меня.

- Тише, Ди, прошу. Я тебе обещаю, она больше никогда не появится.

Снова всхлипнув, я уткнулась лицом ему в грудь, слушая, как дико колотится его сердце. Конечно, он тоже переживал из-за всего этого. И мы должны были держаться вместе, несмотря ни на что, вот только...

- Ты тоже меня извини, - сказала, немного успокоившись.

- За что?

Отстранившись, я заглянула Волкову в глаза и сдавленно прошептала:

- Я забыла, что здесь присутствует пресса. Наверно, я тебя опозорила.

Он взял меня двумя пальцами за подбородок и я почувствовала, как губы Волкова жадно накрывают мои. Разорвав поцелуй, он посмотрел мне в глаза и сказал:

- Ты действительно думаешь, что меня это волнует? Да пусть пишут все, что угодно!

Я думаю, что все происходит не так! - хотелось сказать мне, но слова буквально застряли в горле. И еще я думаю, что слишком много уделяю внимания тому, что думают другие!

Эта свадьба и вся подготовка к ней от начала и до конца мне не принадлежали. Я чувствовала себя на ней посторонней. Бесправной козой, которую водят на веревочке туда, куда нужно и когда нужно.

Конечно, Олег хотел, как лучше, взяв на себя все вопросы по организации и наняв для этого Маргариту. Я понимала, что он, наверно, беспокоится о том, чтобы для прессы и общественности все выглядело безупречно, потому что был публичной личностью. А я должна была всему этому соответствовать.

Я прекрасно все это сознавала, но ничего не могла поделать с ощущением, что являюсь абсолютно чужой на этом празднике. Все было так, как хотели другие, а я не рисковала спорить, боясь показаться неблагодарной. Или и того хуже - предложить что-то и оказаться высмеянной этим новомодным свадебным организатором за отсутствие вкуса. Хотя не хотела на своем торжестве никаких ужасных розовых пионов! И платья этого, с нелепыми рюшечками и бантиками, как из начала прошлого века, что было навязано мне матерью, не хотела тоже! Но свадьбу оплачивал Олег, а платье - родители, и я считала себя не вправе возражать. Хотя ничего моего в этой свадьбе не было. Меня самой словно не было. И от этого я чувствовала себя совершенно несчастной.