Эмма Скотт - Девушка из песни [litres]

Наш сет заканчивается, и становится ясно, что три года относительного затишья не уменьшили любви моих поклонников, как я думал раньше. Они остались со мной, пока я лечился, и очень им за это благодарен. Наконец-то я могу оценить плоды своего сумасшедшего труда. На сцене я полностью отдаю себя зрителям, но они возвращают мне это в десятикратном размере.

Конечно, некоторые пришли посмотреть и на другие группы.

– Не хочешь остаться? – спрашивает Антонио. – Будет круто.

– Не сомневаюсь, – отвечаю я, – но у меня другие планы.

В моей груди растет возбуждение, совершенно иного рода, чем испытанное мною раньше. Оно даже больше, чем перед выходом на сцену перед двадцатью тысячами поклонников.

Из шатра за сценой я окунаюсь в жаркий полдень, и моя команда охраны и менеджеров провожает меня в машину, чтобы отвезти в отель.

– А с кем Ви и Сэм? – спрашиваю я Франклина, начальника нашей охраны.

– Моррис привезет их через десять минут после тебя.

– Спасибо, мужик.

В вестибюле отеля меня встречает сияющая Тина. Теперь она стала моей незаменимой правой рукой, а Эвелин работает в пиар-компании в Лос-Анджелесе. Я не сомневаюсь, что ее ждет огромный успех. В ее власти подчинить своей воле даже вселенную.

В гостиничном номере на кофейном столике лежит подарок, завернутый в синюю бумагу с зеленой лентой, а сверху-толстый белый конверт.

– Он ведь этого хотел, верно? – уточняю я у Тины.

– «Кэнон EF 24», – отвечает она.

Я киваю и потираю руки, не зная, куда их деть. Тина видит мою нервозность и молча протягивает мне бутылку воды.

– Ему понравится.

– Спасибо, Тина. Надеюсь, – говорю я, но живот скручивает не от вида дорогой камеры.

Я хочу, чтобы у Сэма было все самое лучшее. Ему всего одиннадцать, но его талант уже очевиден. Некоторые люди с самого детства знают свое призвание. Как я и Вайолет. Но многие люди вынуждены трудиться на ненавистной работе, чтобы свести концы с концами, в то время как их истинная страсть задыхается и увядает, не найдя выхода. Поэтому я основал фонд, который финансирует культурные программы для малообеспеченных детей. Я с удовольствием показываю средний палец идее, что нужно быть богатым или баловнем судьбы, для которого удачно сложились обстоятельства, чтобы страсть и призвание превратились в работу.

Через двадцать минут приезжают Вайолет и Сэм. Я всех выпроваживаю, и Вайолет немедленно подходит ко мне, снимая шляпу и очки. В ее глазах плещется то же нервное возбуждение, что бушует во мне.

Она целует меня.

– Ты готов?

– Нет, – усмехаюсь я. – А ты?

– Не знаю, – честно отвечает она. – Но сделаю все, что в моих силах. Большего нам и не остается, верно?

– Ты всегда так поступаешь, – говорю я. – По отношению ко мне.

– Как и ты, любимый, – отвечает она. – Мы заботимся друг о друге. – Мы оба оборачиваемся и смотрим на Сэма, который неуверенно кружит вокруг кофейного столика. – А теперь позаботимся о нем.

Сердце болезненно щемит, пока я наблюдаю, как паренек изучает подарок. На карточке четко написано его имя, но он все еще не уверен, что это для него.

– Что это? – спрашивает он.

Мы с Вайолет подходим к столу.

– Почему бы тебе не открыть и не посмотреть? – предлагает она.

Сэм тянется к толстому белому конверту.

– Перед тем, как открыть подарок, всегда следует начинать с открытки, – торжественно произносит он. Мальчик не по годам серьезен и старается вести себя как можно вежливее в надежде, что подольше задержится в очередной семье. Не торопится смеяться, осторожничает, чтобы не допустить слишком много радости в сердце. Я вполне мог его понять.

– Не в этот раз, приятель, – говорю я и забираю у него конверт, надеясь, что он не заметит, как дрожат мои руки. – Сейчас стоит начать с подарка.

– Ладно, – соглашается Сэм и медленно, аккуратно разворачивает подарок, стараясь не порвать бумагу. Чтобы сохранить ее или думает, что ему придется потом снова завернуть его и вернуть.

Я вижу, что мысли Вайолет вторят моим. Ее глаза блестят, пока она наблюдает, как маленький мальчик нерешительно открывает подарок, который, как он уже должен был понять, принадлежит ему.

– О, очень хороший объектив, – произносит он почти официально, его глаза широко раскрыты, а на лице наконец появляется улыбка. – Как раз то, что нужно. Он идеальный. Спасибо огромное!

Сэм обнимает Вайолет, потом меня и быстро отпускает. За несколько месяцев, проведенных у нас, он обращался с нами, как с упаковочной бумагой: мягко, осторожно, чтобы ничего не испортить, не рассердить нас из страха, что мы можем отослать его обратно.

Мы с Вайолет ежедневно пытаемся показать ему, что этого никогда не произойдет, но его слишком часто предавали.

– А теперь я могу открыть конверт? – спрашивает он.

Мы с Вайолет садимся рядом на диван, ее ладонь крепко сжимает мою.

– Да, – хрипло отвечаю я. – Можешь открывать.

– Жутко толстый для открытки, – замечает Сэм.

Я киваю, не доверяя собственному голосу. Вайолет уже прижимает к губам салфетку.

Сэм открывает конверт и достает пачку бумаг из Калифорнийского департамента здравоохранения и Социальной службы.

– Что это? – спрашивает он и затем читает заголовок. Документы выпадают у него из рук, и он свешивает голову на грудь.

– Что думаешь, Сэм? – спрашиваю я срывающимся голосом.

Он застенчиво поднимает взгляд, оглядывая нас с Вайолет.

– Это значит, что я останусь?

– Да, малыш, – отвечает Ви, и по ее щекам струятся слезы. – Ты не против? Хотел бы остаться с нами?

Сэм не отвечает, слишком велико его недоверие.

– Вы меня усыновляете? – Как только слово слетает с губ, его плечи начинают сотрясать рыдания. Он закрывает глаза руками.

Мы с Вайолет вскакиваем с дивана и крепко обнимаем мальчика.

– Мы любим тебя, приятель, – говорю я. – И не хотим, чтобы ты уходил.

Он кивает, не в силах вымолвить ни слова, и крепко обнимает Вайолет. Она встречает мой взгляд поверх его маленьких плеч, улыбаясь сквозь слезы. На ее лице самое прекрасное выражение чистой радости, которое я когда-либо видел.

Потом Сэм оборачивается и обнимает меня, но это не похоже ни на одно из наших предыдущих объятий. Он отпускает себя, отдается счастью. Я обнимаю его так же крепко, надеясь, что он почувствует, насколько постоянна и неизменна моя любовь к нему.

Я смотрю на Вайолет, в ее глазах слезы, и между нами пролетает тысяча невысказанных слов. Это только начало нашего счастья. Наше будущее простирается перед нами параллельными путями, никогда не расходящимися, ведущими нас к чему-то прекрасному.

И ничто не сможет нам помешать.

Конец

Когда я только начинала писать этот роман, то еще не знала, что случится с Миллером из-за его диабета. Я знала, что его определенно ждет какая-то драма, но на самом деле понятия не имела, насколько серьезная. Когда мне стало ясно, что ему понадобится пересадка органов – в частности, почки, – я вдруг поняла, к чему все это ведет и почему. Спусковой крючок – утрата ребенка. Моя Иззи стала донором органов. Ее почки спасли жизнь женщине в другом штате, и в ходе этой трагедии нас утешало, что она сохранила другую жизнь. Но большинство людей, включенных в списки на пересадку, ждут очень долго. Многие скорбящие члены семьи имеют неверные представления о донорстве и по различным причинам не учитывают желания донора, что в свою очередь приводит к серьезной нехватке органов и долгому ожиданию. Я не собиралась писать о таких глубоко личных для меня темах, но понимаю, что это неизбежно.