Эрин Ноэль - Обнажая правду [ЛП]

Широким, уверенным шагом преодолев расстояние между нами, он садится передо мной на корточки и выжидательно выгибает бровь, наши глаза встречаются на одном уровне.

— Ты сделаешь это, kotyonok? Ты можешь довериться мне?

Энергично кивая, я чувствую, как мои глаза наполняются слезами, и я сама не могу сказать почему. Просто это уже слишком. Меня переполняет столько эмоций, дай только повод — и они вырвутся наружу. У меня такое чувство, будто я прощаюсь с Рейзом, хотя он только что сказал, что скоро вернется.

— Да, Рейз. Могу.

— Spasibo.

Он протягивает руку и подушечкой пальца убирает несколько слезинок. Я потрясена тем, как сильно он отличается от того человека, каким был всего лишь пять минут назад, когда ворвался внутрь.

— Больше никаких слез, сладкая девочка. Скоро все закончится.

— Что я должна делать с этим телефоном? — всхлипывая, удаётся выговорить мне.

Рейз резко встает, вытягиваясь во весь рост:

— Я позвоню тебе за пять минут до приезда, чтобы ты знала, что это я припарковался. Если ты услышишь снаружи звук мотора или хлопок закрывающейся двери, а звонка от меня перед этим не было, беги в спальню и тотчас звони мне. Я никого не жду, но мало ли, на всякий случай.

От его зловещего предостережения у меня внутри внезапно разливается слабость, но, изобразив на лице улыбку, я снова киваю.

— Понятно. Со мной все будет хорошо. Иди и делай, что должен.

Не проронив больше ни слова, он выскальзывает из хижины, и через несколько секунд до меня доносится звук его мотора. Следующие три часа двадцать минут я постоянно держусь начеку, слишком напуганная даже для того, чтобы сходить в туалет, потому что боюсь пропустить звуки приближающейся смерти.

Когда телефон, наконец, оживает, я, прежде чем ответить, несколько секунд таращусь на экран, трясущийся в моей дрожащей руке.

— Алло!

— Это я. Буду через несколько минут, — услышав на том конце провода голос Рейза, я облегченно вздыхаю.

— Окей. Тут все спокойно, — отвечаю я. — Жду.

— Постой! — говорит он прежде, чем я вешаю трубку, а потом, поняв, что я еще на линии, продолжает: — Оденься потеплее, надень ботинки и шапку.

Первым порывом было спросить его, что, ради всего святого, это все значит, но я напоминаю себе, что пообещала доверять ему:

— Сейчас переоденусь.

Раздаются гудки, и я на несколько мгновений замираю, раздумывая, что происходит. Затем, пулей сбегав к шкафу, где хранится моя одежда, я торопливо сбрасываю домашнее и натягиваю джинсы, свитер, хватаю какие-то носки, ботинки и вязаную шапку, чтобы надеть их в гостиной, пока жду его приезда.

Едва я заканчиваю завязывать двойным узлом шнурки, до меня доносится грохот его подъехавшей машины; я встаю на свободное от мебели и вещей место и держусь наготове, когда же он войдет. На его лице, на какой-то момент, мелькает тень сожаления, но я не знаю из-за чего: то ли из-за того, что его так долго не было, то ли из-за того, что вот-вот должно произойти.

— Выходи. Мне надо тебе кое-что показать, — командует он, протягивая руку.

Не без опасений я вкладываю свою крошечную ладошку в его большую и страшную ладонь и позволяю вывести себя на свежий, колючий, почти полуденный воздух. Щурясь и пытаясь спрятать лицо от солнца, которого не видела уже несколько недель, я, спотыкаясь, бреду за ним к пассажирскому сидению его пикапа.

Когда мы подходим ближе, я начинаю улавливать звуки, похожие на рокот и крики, но они едва различимы. Когда мы находимся уже всего лишь в нескольких футах от машины, а шум становится громче, я замечаю, что ее кузов слегка раскачивается, и тут же понимаю, что в багажнике кто-то есть. Связанный и с кляпом во рту.

Я сразу же думаю о Мэддене, и мир вокруг рушится. Я со стоном падаю на колени, но Рейз продолжает идти вперед, пока не останавливается прямо напротив двери пассажирского сиденья. С усилием нажав кнопку большим пальцем и потянув за ручку, он распахивает настежь дверцу, и я встречаюсь взглядом с такими знакомыми ясно-голубыми глазами.

Из легких выходит весь воздух, я падаю вперед на дрожащие руки, едва способные меня удержать. Рейз быстрым движением поворачивается ко мне, подтаскивая мое тело к себе, а после шепчет на ухо:

— Господи прости меня, ибо я согрешил.

Болезненный укол в шею. И меня поглощает тьма.

В тот день, когда Пахан дал мне инструкции, я долго и бесцельно ничего не делал, кружил на машине по улицам и думал. Думал, что жизнь моя на самом деле началась в тот день, когда я повстречал Дарью, и каким счастливчиком я был, что меня полюбила такая прекрасная женщина. Думал, что на самом деле жизнь моя закончилась в тот день, когда она умерла, и вспоминал те бесконечные ночи, когда я лежал без сна и молил бога, чтобы он забрал меня вместо неё, чтобы дал мне еще один шанс все исправить, сделать все так, как должно было быть. Думал о невинной Блейк и той безнадёжной ситуации, в которой она оказалась только потому, что влюбилась не в того человека. Думал о мужчине, который любит ее теперь, мужчине, который доказал, что с радостью отдал бы за неё жизнь. Так же, как когда-то и я.

К сожалению, два года назад бог не дал мне шанса ничего изменить, и сейчас я ничего не мог сделать, чтобы вернуть жену. Но пока я крутил руль, я понял, что у меня есть возможность все исправить для кого-то другого. И может быть, всего лишь может быть, Дарья посмотрит вниз оттуда, где бы она теперь не находилась, и сумеет простить меня за то, что не поехал тогда в Чикаго вместо неё, отпустил, не настоял… Это мой единственный шанс.

С того самого дня я трудился, не покладая рук, круглыми сутками. Было непросто, никоим образом, но наконец, вчера вечером я все организовал. И очень вовремя.

Оставленная Эмерсон предсмертная записка в подробностях сообщала, какую сделку та заключила с моей семьёй по поводу Блейк. И спустя несколько часов после ее находки у каждого дома, склада, магазина и прочего, в общем, у каждого сарая, принадлежащего Кабиновым, уже стояла толпа федералов с ордером на обыск. Благодаря нашим «крысам» в Бюро, предупредившим нас о том, что случится, к тому времени, как появились агенты, все главари братвы были уже далеко. Но то, что федералы буквально дышали нам в спину, заставило Пахана поторопиться с «делом Риччи». Если не успеть сегодня вечером, другой возможности, вероятно, уже не будет.

Я дважды и трижды проверяю, чтобы к моменту их прибытия всё и все были на своих местах. Винсент Риччи, один из его людей и Дмитрий, пожалуй, самый кровожадный из нашей банды с минуты на минуту должны были появиться в хижине, и это был мой единственный шанс сделать все, как надо. Все исправить. Это больше не имело никакого отношения к мести; это было искупление.