Рейчел Липпинкотт - В метре друг от друга [litres]

Я роняю руки и останавливаюсь. Поворачиваюсь к нему лицом. Дыхание вырывается частыми, крохотными облачками. Он не отводит взгляд, и я чувствую то же, что и всегда – влечение, то неоспоримое притяжение, которое заставляет меня сокращать разделяющую нас брешь, преодолевать этот один метр.

На этот раз я не сопротивляюсь ему.

Я бегу к Уиллу, и наши тела сталкиваются. Ноги подгибаются, мы летим кувырком на лед и шлепаемся вместе и со смехом. Я тяну его руки к себе, опускаю голову ему на грудь, и вокруг нас падает снег, и мое сердце колотится так громко, что это слышит даже он.

Нас притягивает друг другу, словно магнитом, и с каждым вдохом мы ближе и ближе.

– Ты знаешь, чего я хочу, – шепчет он, и я почти чувствую это. Его губы касаются моих губ, холодных от снега и льда, но это прикосновение идеально. – Но не могу. Нельзя.

Я отворачиваюсь и смотрю на падающий снег. Не могу. Нельзя. Я сглатываю то знакомое ощущение, что сдавливает грудь.

Он молчит, и я чувствую, как поднимается и опадает под моей головой его грудь. Слышу слетающий с губ вздох.

– Ты пугаешь меня, Стелла.

Я поднимаю глаза. Смотрю, не понимая:

– Что? Почему?

– Из-за тебя я хочу ту жизнь, иметь которую не могу. – Я знаю, что имеет в виду Уилл. Он качает головой, и на его лице серьезное выражение, а голос печален. – Ничего страшнее я не испытывал.

Я думаю о том дне, когда мы встретились, и о той ночи, когда он дрожал на краю крыши.

Его рука в перчатке бережно касается моего лица. Голубые глаза темнеют.

– Кроме, может быть, вот этого.

Мы молча смотрим друг на друга в лунном свете.

– Как отвратительно романтично. – Он криво усмехается.

– Знаю, – говорю я. – Но мне нравится.

И тут мы слышим сначала негромкое, потом более отчетливое и пугающее, переходящее в треск похрустывание. Лед прогибается под нами и стонет. Мы вскакиваем, хохоча, и, схватившись за руки, бросаемся к берегу.

– Где бы ты хотела жить? – спрашиваю я. Мы не спеша идем по берегу к пешеходному мостику, и ее рука уютно устроилась в моей.

Я сметаю свежий снег с перил, мы запрыгиваем и сидим, болтая синхронно ногами.

– В Малибу, – отвечает Стелла, ставя рядом с собой кислородный концентратор. Мы смотрим на замерзший пруд. – Или в Санта-Барбаре.

– Калифорния? – Я делаю недоуменное лицо. – В самом деле? А почему не Колорадо?

Она смеется.

– Уилл! Какое Колорадо? С нашими-то легкими!

Я представляю, как переношу на бумагу величественные пейзажи Колорадо.

– Что тут скажешь? Горы прекрасны!

– Нет уж. – Она громко вздыхает и с шутливой обреченностью добавляет: – Я люблю пляжи и море, ты любишь горы. Сама судьба разводит нас!

У меня в кармане пищит телефон. Достаю его посмотреть, кто это может быть, а Стелла хватает за руку, пытается помешать.

– Надо же по крайней мере сообщить, что у нас все хорошо, – говорю я.

– Так вот какой ты бунтарь, – бросает она, вырывая телефон у меня из руки.

Смеюсь и тут же замираю от удивления – весь экран заполнен сообщениями от мамы. В такое-то позднее время?

Я отвожу руку с телефоном в сторону и вижу, что текст сообщений один и тот же:

ЛЕГКИЕ ДЛЯ СТЕЛЛЫ. СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ.

Меня подхватывает волна восторга. Поворачиваюсь, соскакиваю с перил, хватаю Стеллу за руку и тяну к себе:

– Господи! Стелла, нам нужно возвращаться! Прямо сейчас и как можно скорее! Легкие! Тебе привезли новые легкие!

Она как будто и не слышит. Нужно скорее вернуться, почему она так себя ведет? Неужели не понимает?

На ее лице полное безразличие. Смотрит мне за спину, и все, что я говорю, как будто ее не касается. Потом говорит:

– Я еще не посмотрела огоньки.

Какого черта?

И тут наконец до меня доходит.

– Ты знала? – спрашиваю я. – Но что мы здесь делаем? Новые легкие – твой шанс на настоящую жизнь.

– Новые легкие? Пять лет, Уилл. Столько в среднем живут с пересаженными легкими. – Стелла фыркает и смотрит на меня. – А когда и те легкие начнут сдавать? Что тогда?

Виноват во всем я. Прежняя Стелла, Стелла двухнедельной давности никогда бы не сказала такой глупости. И вот теперь, благодаря прежде всего мне, она готова пустить все на ветер, от всего отказаться.

– Для таких, как мы, пять лет – это целая жизнь! – кричу я. – Когда у меня еще не было B. cepacia, я бы убил за новые легкие. Не глупи. – Набираю номер. – Я звоню в больницу.

– Уилл! – Стелла снова пытается вырвать у меня телефон.

В этот момент трубка ее канюли попадает в трещину в камне мостика, голова дергается назад, и Стелла теряет равновесие. Пытаясь удержаться, она хватается за край перил, но пальцы скользят по заледеневшей поверхности, и у меня на глазах Стелла падает в пруд. Я пытаюсь схватить ее, но поздно. Она ударяется спиной о лед, а рядом грохается концентратор.

– Черт! Стелла? Ты как? – спрашиваю я, уже приготовившись прыгать к неподвижному телу.

И тут Стелла начинает смеяться. Не пострадала. Слава богу. Я с облегчением выдыхаю и качаю головой.

– Это было что-то…

Громкий треск. Стелла пытается подняться, но не успевает.

– Стелла! – кричу я. Лед под ней трещит и раскалывается, а черная вода под ним поглощает ее целиком.

Бьюсь, как рыба, в ледяной воде, пытаюсь выплыть наверх, но куртка такая тяжелая и тянет, тянет вниз, в темную глубину. Дергаю, расстегиваю «молнию», стараюсь сбросить ее и вижу уплывающего Лоскутика.

Легкие горят. Вверху виден свет, просачивающийся через пролом во льду, и тонкий, ведущий к поверхности шнур от кислородного концентратора.

Но я снова смотрю на панду.

Погружаюсь все глубже и глубже, холод выдавливает воздух из легких, и пузырьки убегают вверх.

Устремляюсь за медвежонком, тянусь к нему в отчаянном порыве, касаюсь кончиками пальцев меха. И кашляю. Кислорода больше нет, голова гудит, и вода наполняет легкие.

В глазах мутнеет и темнеет, вода меняет цвет, сливаясь с черным небом, на котором проступают крошечные пятнышки света.

Звезды.

Звезды с картины Эбби. Они плывут ко мне, обступают, кружат и мигают. И я плыву между ними.

Подождите.

Все не так.

Я моргаю и вот уже снова в воде; чувствую, как прибывают силы, и рвусь к свету. Сверху ко мне тянется рука; я хватаюсь за нее и без особых усилий вырываюсь из-под воды.

Лежу, хватаю воздух, потом сажусь и оглядываюсь.

Где Уилл?

Я поднимаю руки, трогаю волосы. Сухие. Трогаю рубашку и брюки. Сухие. Кладу ладонь на лед, ожидая ощутить холод, но не чувствую ничего. Здесь что-то не так.

– Знаю, ты скучаешь по мне, но тут ты хватила лишнего, – произносит голос у меня за спиной. Я оглядываюсь и вижу волнистые каштановые волосы, карие, такие же, как у меня, глаза, знакомую улыбку. Эбби.