Лариса Шкатула - Любовный напиток в граненом стакане

– И стричь их, стричь! – передразнила Даша.

– Вот именно, – ничуть не смутился муж. – Любая девчонка может делать то же самое, только слегка её подучи…

Раньше Даша сердилась. Пыталась ему что-то объяснить. И то, что её работу не может повторить любая девчонка, а называется это «мастерство». И то, что профессия парикмахера у них семейная, что ещё дедушка с бабушкой были парикмахерами, а теперь Даша с мамой. И что настоящим мастером стать вовсе не просто.

Дедушка с бабушкой ими были. Про деда так и говорили: «Меня стриг сам Уваров». Или Уварова. Даша потому и фамилию девичью не стала менять на мужнину. Оставила свою – Уварова. Все в городе их знали: династия парикмахеров!

Муж тогда обиделся. Сказал, что его фамилия – Епифанов – ничуть не хуже. И хотя его ресторан называется «Три пескаря», но знатоки говорят: «Пойдем к Епифанову, поедим как следует!» У него настоящая русская кухня, без дураков. Безо всяких там японцев и китайцев, без суши и утки по-пекински. Настоящий русский ходит в экзотические бары не поесть, а всего лишь на эту экзотику посмотреть. Потому и, выходя из суши-бара, говорит: «А теперь давай куда-нибудь поедем, пожрём как следует!» Этот анекдот уж точно из жизни.

Может, с того момента между ними появилась маленькая трещинка, которая растет до сих пор? Не подумала Даша, что Виктор любит, когда его хвалят, им восхищаются, он хочет быть первым и единственным. Хочет, чтобы жена от него зависела… Она должна быть счастлива, что носит фамилию известного ресторатора Епифанова, а вовсе не бороться за собственную значимость.

И вот Даша в такой мелочи не захотела притвориться! Могла бы подыгрывать ему и на своей фамилии не настаивать…

Но теперь уже поздно. Зато на этом его тщеславии ей можно сыграть! Даша никогда прежде так не думала и для себя ничего этакого не просила, а тут как раз подворачивался случай. И вообще ничего нет особенного в том, если жена хочет что-то получить от мужа.

Сегодня вечером она к нему подлижется. Бог с ними, с её мыслями, временно она запихнет их подальше и встретит Виктора как обычно, с улыбкой, радостно, тапочки принесёт. Как будто ничего не случилось и между ними всё по-прежнему. Приготовит что-нибудь вкусненькое. Конечно, его не удивишь хорошей кухней, ему повара в обоих епифановских ресторанах такое готовят – пальчики оближешь! Профессионалы, не то что Даша – дилетантка.

Жалко, конечно. Другим женщинам легче, они своих мужчин кухней берут.

Но может, это и к лучшему. Даше достаточно зажечь свечи, поставить на стол бутылку его любимого коньяка, а себе – шампанского и устроить семейный вечер.

Особо не скрывать, что ей кое-что от него нужно. Виктор даже любит, когда жена его о чём-нибудь просит.

Можно будет начать издалека: мол, Мадам – у хозяйки парикмахерской устоявшаяся кличка – собирается всех своих подчиненных уволить и только четырех человек перевести в свой филиал на Стасова. Мастера уже заранее перед ней заискивают, чтобы войти в число этих четырех. Но Даше… Даше-то, имеющей такого крутого мужа, который, если захочет, купит Мадам с потрохами, ничего этого делать не нужно. Ведь он не согласится, чтобы Даша заискивала. Не важно, перед кем.

Из-за какой-то там работы! Да она сама бы могла давать работу другим мастерам, если бы муж ей немного помог…

А между прочим, Даше в самом деле обидно, что какая-то глупая баба, которая ничего особенного собой не представляет, – если честно, масло в голове у неё есть, не без того – но в остальном ей ведь перед Дашей особенно похвалиться нечем, а она-то нос дерёт! Потому что имеет свой бизнес .

Если бы муж – пока ещё он муж – помог, и Даша могла бы открыть свой парикмахерский салон, то необходимость кланяться перед другими сразу отпала бы…

А салон Даша могла бы сделать то, что надо. В среде профессионалов о нём бы заговорили. Не такой, как у Мадам в филиале. Та всё же пожлобилась. Не стала выкладываться. Оборудование у неё в основном старое, да и на всякие современные штучки, вроде мытья головы прямо в кресле, она точно не тратится. Даша сделала бы свое предприятие современным.

На днях она ездила к деду в станицу, куда он переехал после развода с бабушкой. Мужу о том не сказала, да он сейчас особенно и не интересовался, если она где-то задерживалась или вообще какими-то своими делами занималась.

Да, а дед уехал не просто в никуда, а к другой женщине. Подумать только, супруги развелись, когда обоим было по шестьдесят восемь лет! Причем дед взял «молодку» из станицы – женщину шестидесяти одного года. А бабушка вышла замуж за ровесника, одного из своих клиентов.

Оба брака оказались удачными. Теперь дедушке уже семьдесят восемь, но он все ещё достаточно бодр и занимается любимым делом. Имеет свою клиентуру и свой небольшой «зал», переоборудованный из летней кухни.

Вообще-то Даша редко его навещает – он живёт за двести километров от её города, а Виктор не соглашается возить жену к деду:

– Двести километров! Полдня коту под хвост!

А на автобусе одна дорога занимает четыре часа. И ведь надо ещё с дедом пообщаться. И с новой бабушкой, которую называют «новой» все десять лет, что она живет с дедом.

Но иногда, особенно когда Даше необходимо принять какое-то важное решение, она едет к деду несмотря ни на что. Оставляет Ладу у мамы – дочка не возражает, ей у дедушки с бабушкой сплошное раздолье и почти ничего не запрещают…

Не встретиться с дедом накануне одного из важных этапов её жизни Даша не могла.

Так вот, дедушка у неё очень умный. В своё время он окончил политехнический институт, но настоящим инженером так и не стал. То есть поработал два или три года по институтской специальности, а потом пошёл на курсы парикмахеров.

– Антоша, – говорила ему еще первая бабушка. – Ну, хорошо, я в парикмахеры пошла. Это же вынужденно. Ты знаешь, как я училась делу: прямо у кресел, для начала выметая из-под них волосы клиентов. А ты? Тебе бы куда в начальники идти. А парикмахер, всякий знает, человек не слишком образованный.

– Не место красит человека, а человек место, – говорил дед.

А Даше признавался:

– Из моего класса все в инженеры шли. Тогда – шестьдесят лет назад – это звучало красиво. Что ты, инженер! А я сразу понял – не моё. Ни одного чертежа сам не начертил, все у друзей светил…

– Как это – светил? – удивлялась Даша.

– Тогда это был такой копировальный прием. На обычное оконное стекло укладывался чертеж, на него – чистый лист, а снизу чертеж подсвечивался электрической лампой, и линии готового чертежа копировали на чистый лист. А сколько я за годы учебы «медведей» изготовил! Просто видимо-невидимо. О, по части шпаргалок я был виртуоз. «Медведем» назывался тетрадный лист с полностью написанным ответом. Главным на экзамене было умение незаметно достать этот лист и положить перед собой, словно ты написал его только сейчас…