Оксана Рабафф - Чужие Люди

Февраль 2021.

Вокруг валялся строительный мусор. Балки, блоки, остатки тряпья, оконные рамы, посечённые в щепки. Всё это было как будто небрежно перемешано и сдобрено приличным слоем земли и пыли. Одна из стен зияла кривой грядой кирпичной кладки, пронизанной крупными трещинами, словно венами. Часть обвалилась, и сквозь дыру можно было увидеть опускающиеся на город сумерки. Межкомнатная перегородка и крыша уцелели, создавая небольшой непродуваемый угол. Маленький костерок отбрасывал блики на стену. В том, что когда-то было жилым домом, находились трое. Мужчина, женщина и маленький мальчик лет пяти. Мокрые, голодные, грязные. Ребёнок клевал носом, засыпая, непрерывно кашлял и постанывал. Поправляя ему шапочку и спутанные волосы, женщина бесконечно шептала что-то ласковое и успокаивающее. Сквозь удушливый кашель до него долетали лишь обрывки её фраз. Сидящий напротив, по другую сторону от огня, мужчина ломал тонкие ветки, параллельно копаясь в строительном мусоре, выуживая всё, что может пригодиться в качестве топлива. В ногах у путников лежали рюкзаки. Со стороны они больше походили на мешки с мусором. Для путников сейчас самым важным было хоть немного высушить обувь и одежду. В противном случае ещё пара дней в таком состоянии, и они точно слягут. Наконец, костёр разгорелся. Языки пламени уверенно устремились вверх. Стало ещё светлее. Протянутые к огню пальцы рук приятно закололо. Глубоко вздохнув, мальчик уснул на руках у женщины. Она, не спеша, осторожно переложила его на приготовленную мужчиной лежанку. Расстегнула молнию на курточке. Сняла ботинки, подвинув их ближе к костру. Ладонью потрогала его лоб. Ребёнок был очень горячий. Они с мужчиной молча переглянулись. Последняя упаковка жаропонижающего закончилась ещё вчера. Оно уже не помогало, но придавало хоть какой-то смысл их борьбе. Мужчина продолжал поиски пищи для костра. Женщина сняла куртку, кофту и укрыла ими мальчика. Затем разложила всё у костра: вещи предстояло высушить. Вдруг задумалась, коснулась рукой земли и растёрла её между пальцев. Грязные, обломанные ногти. Разглядывала их около минуты, потом рывком притянула к себе рюкзак и принялась с остервенением выкидывать из него вещи, словно искала что-то. На лице застыла злость. На него, на себя, на весь белый свет…

– Успокойся, – шёпотом попросил её он.

– Катись к чёрту! – прошипела она. – Нужно было оставить его там! Они бы ему помогли! В его смерти будешь виноват ты! – уже задыхалась она от ненависти. – Ты и только ты!

– Он не умрёт, – попытался возразить ей. Прозвучало неправдоподобно.

Она не ответила, ведь он был прав. В положительный исход никто из них по-настоящему не верил. Мальчик уже несколько дней почти не приходил в себя. Но в разы сильнее его мужской прагматичности был пробудившийся и ныне мечущийся в отчаянии её материнский инстинкт. Удивительно. Насколько сильно эта женщина опекала и любила того, кто даже не являлся её ребёнком. Как боялась потерять его. Мужчина перевёл взгляд на случайно выпавшего из рюкзака плюшевого детского медведя. Чистый, пахнущий мылом, он лежал в плотно завязанном полиэтиленовом пакете. «Какой уже день? – подумал мужчина. – Двадцать пятый? Двадцать шестой? А медведь всё такой же, чистый». Игрушка дико контрастировала с окружающей обстановкой, глядя холодными пластмассовыми глазками на то, во что превратился мир. В самом начале пути женщина убрала её туда. Доставала только для того, чтобы положить мальчику на сон, а утром убирала в пакет. Как патология или сраное желание изолироваться от мира в чистый и прозрачный пакет. Подальше от происходящего, жестокости, скудности и вони, но всё же чтобы была возможность наблюдать, а значит, контролировать. Мужчина вздохнул. Ему было больно смотреть на неё, на её мучения и страдания мальчика. Он не мог ничего с этим сделать, только смотреть и стараться быть сильным.

Октябрь 2020 год.

День не задался. На улице не переставая лил дождь. Перескакивая через лужи, на работу спешила Ира. Вторая воспитательница заболела и предупредила об этом всего час назад. Пришлось подниматься, экстренно приводить себя в порядок и буквально лететь на работу. Торопилась и схватила не тот зонт. Привычка. Давно купила новый, но по инерции, уже не в первый раз, хватала старый, с погнутыми спицами. Теперь точно нужно его выбросить. По пути ругала саму себя за зонт, медлительность, забытый дома обед, ведь она никогда не опаздывала прежде, и сегодня нельзя. Гипертрофированное чувство ответственности. Сразу на входе остановила заведующая. Сообщила ещё одну «прекрасную новость»: нянечки у них теперь нет, уволилась. «Возможно, оно и к лучшему, нянечка была совершенно безответственная», – подумала Ира. День летел, она не успевала даже присесть. «Оно и хорошо, что забыла обед, – размышляла она, – он бы всё равно протух, ибо есть было просто некогда». За окном так и лил дождь. Порывы ветра разносили остатки опадающей листвы, а дети тихонько разносили группу. То и дело вспыхивали конфликты, малыши никак не могли поделить то книжку, то машинку, то конструктор. Перед тихим часом пожаловалась на живот одна из девочек. Ничего серьёзного, но память шустро подкинула слайд, где они, кажется, в феврале всей группой слегли с ротавирусом. Отогнала ужасные мысли и отвела девочку в медпункт. В остальном поддерживать дисциплину в одиночку было практически невозможно. В довесок полдня в сумке жужжал, получая сообщения, телефон. Разрывался мессенджер. Ей не хотелось проверять. Скорее всего, это родительский чат, или один из новостных. С введением ограничений все просто сошли с ума. Несколько недель нарастали волнения и недовольства. Люди, вопреки запретам, выходили на митинги. Всеми и везде обсуждались только эпидемия, бездействие властей, запреты и права. Вся страна резко выучила законы. Каждый теперь был или юристом, или фармацевтом. У каждого были знакомые или знакомые знакомых, которые «всё знали». Со стороны было похоже на то, что у населения больше нет других проблем, кроме этой. Ира эту точку зрения не разделяла. Её мало волновала политика или экономика. Она плотно сидела в своём среднем классе, на жизнь не жаловалась. Работа, своя квартирка, оплачены счета за коммуналку, в холодильнике есть еда. По заграницам Ира не ездила. Очень хотелось, но работа, да и никто не пожелал составить ей компанию. Всё происходящее, что так активно обсуждалось, она считала не более чем вымыслом. Что только не предпримут власти, лишь бы содрать с населения денег. Да и никто из её окружения за всё это время не заболел, таких она не знала.