Марина Бонд - Не бойся любить

Мо-ло-дец!

Яростный порыв ветра заставил втянуть голову в плечи. Достала из сумочки телефон и загуглила стоимость зеркала. Умный поисковик запросил модель. Пришлось пуститься в кругосветку вокруг машины, чтобы вычленить под толстым слоем грязи эти данные. Вдруг до нее дошло: это же Гелендваген. Огромный, дорогущий «Гелик». Жить захотелось чуточку меньше. По идее, можно аккуратно положить агрегат у колес раненного зверя и тихонечко смыться с места преступления. Этому же благоволит отсутствие сигнализации. Но должное воспитание и обостренное чувство справедливости приковали ее к месту. Ах да, еще боль в коленях. Очередной порыв ветра швырнул ей в лицо охапку мелких колючих снежинок и повалил снег. Забава скукожилась, как только смогла и погрузилась в мрачные думы о том, как ей расплатиться, на скольких работах придется вкалывать и не продадут ли ее в рабство. Саркастичная усмешка заиграла на губах – отличный первый день на новой работе.

Казалось, прошла вечность, и она намертво примерзла к земле. Холод пробирал до костей. В какой-то момент она перестала чувствовать конечности. Навалилась на машину, так и стояла.

– Вам что-то надо? – услышала из-за спины грубый низкий мужской голос. С трудом заставила себя отлипнуть и обернуться. На нее шел Гризли. Огромный, страшный и жутко злой. Она моргнула. Медведь продолжал надвигаться, неся ужасы мучительной смерти. Она моргнула дважды. Только тогда образ косолапого стал обретать очертания человека. Вернее, человекоподобного существа. Растительности на голове было так много, что она не могла разглядеть лица. Взлохмаченные волосы и спутанная борода были одного цвета с мохнатым тулупом, от чего казалось, что это все – шерсть. Он остановился в паре шагов и хмуро уставился на нее из-под низко нависших косматых бровей. С собой принес стойкий запах костра. Ей пришлось откинуть голову, чтобы встретить его взгляд. Шея с хрустом повиновалась.

– Это в-ваша м-машина? – стуча зубами, спросила она.

– Уж точно не ваша! – грубо отрезал он и вытаращился на зеркало в ее руках, – это что еще такое?! – взгляд метнулся к машине и обратно на нее.

– Это т-тоже в-ваше, – окоченевшими руками Забава протянула ему его вещь. – Так случилось, что я поскользнулась и упала. Ваш автомобиль оказался рядом по роковому стечению обстоятельств. Я зацепила зеркало и при падении отломила его. Потом вынуждена была дожидаться вас, чтобы обговорить условия возмещения ущерба, – преодолевая дрожь в голосе и лязгая зубами, сказала Забава. Мужчина забрал из протянутых рук обломанное зеркало и оглядел девушку с головы до ног все тем же сердитым взглядом. Ее била крупная дрожь. На голове образовался сугробик снега. Тушь размазалась на глазах от лишней влаги… она что, замерзла до слез?

– Давно ждете?

– Сто лет.

Мужчина перенес вес тела на одну ногу и хотел скрестить руки на широкой груди, да зеркало помешало.

– И что вы предлагаете?

– Для начала обменяться номерами телефонов и позволить мне уйти. Я очень хочу согреться!

– Ага, а потом ищи-свищи вас.

– Стала бы я тогда дожидаться вас?

И то верно. Но все равно сомнения оставались. Пока он раздумывал, Забава трясущимися руками достала телефон из сумочки и разблокировала его. Выжидательно посмотрела на мужчину. Он продиктовал цифры, но руки так трясись, а пальцы онемели, что она едва не выронила телефон. Тогда мужчина забрал его, сам набрал номер и приложил трубку к уху. Из кармана толстого грубо скроенного и наверняка очень теплого тулупа послышалась вибрация. Он вернул телефон Забаве, и она на негнущихся ногах поплелась в сторону дома, не веря своему счастью. Мужчина смотрел некоторое время ей вслед. Покачал головой. Достал телефон, открыл «пропущенные вызовы» и сохранил ее контакт. «Подснежник».

Это был чертовски длинный день, и он чертовски устал. Тот, кого Забава приняла за Гризли, перешагнул порог своей квартиры и тяжело опустился на табурет. Вернее, на обрубок ствола молодой сосны, отшлифованный, покрытый лаком, служащий табуретом. Он устало прислонился спиной к стене и откинул голову. Тихий стук означал, что голова тоже нашла точку опоры на стене. Закрыл глаза и мысленно прокрутил день с самого начала. Голова продолжала раскалываться, аспирин не помогал. Он вообще не планировал садиться за руль раньше обеда. Ладно, он и не планировал пить оба дня как не в себя. Но и пустить пьяного Сашку одного в город тоже не мог. Он хотя бы вырубился накануне вечером и ночь проспал, в отличие от Сани. Отодрал прилипший к пересохшему нёбу язык и почавкал им во рту с глухим звуком. Сколько он выдузил? Два-три литра минералки? Хоть бы хны. Нарисовался в офисе, раздал поручения. Явился в таком виде к заказчикам, разговаривал с ними, перегаром дышал. Мерзость. Он даже думать не хотел, какое оставил о себе впечатление. Время покажет. Время и оформление сделки.

Оторвал себя от стены и наклонился снять тяжелые самодельные унты. Он почти услышал скрип своего сгибающегося тела под натиском тулупа. Пожалуй, стоит снять сначала его. Соображалось совсем туго. Проделав это непосильное дело, он отправился в ванную. Одна портянка сползла и тащилась следом, пока он брел. На ходу через голову стянул свитер и не вписался в дверной проем. Черт бы побрал эти крохотные квартирки!

Уперся прямыми руками о край раковины и поглядел на себя в зеркале красными заплывшими глазами. Волосы, потемневшие от жира и сажи, слипшимися прядями свисали на лицо. Они выглядели так, будто их не мыли и не чесали не два дня, а два года. Все потому, что где-то в середине беспросветной пьянки он прошляпил джут, которым стягивал их на затылке. Без него они лезли в глаза, норовили попасть в рот, и он непрестанно зачесывал их пятерней назад. А до этого этой же пятерней держал жареные куски мяса с вертела и жадно обгладывал их. Этой же пятерней чистил и топил камин. Короче, не волосы, а веревки какие-то. То же самое с бородой. Настоящий злобный Карабас-Барабас. Неудивительно, что он безошибочно считал испуг на лице Подснежника.

Скрепя сердце, стащил с себя остатки одежды и встал под горячий душ. Комната быстро наполнилась паром, зеркало запотело. Струи воды сбегали по длинным волосам, ударялись о широкие плечи. Стекали по выпирающим мускулам спины и изгибу позвоночника. Сползали каплями по ягодицам и рельефным бедрам к стопам. Он повернулся и подставил лицо сильному напору воды. Последний рывок – помыться нормально за последние несколько дней – и спать. Он уже не в том возрасте, чтобы куролесить сутками напролет и быть свежим, как огурчик. Последний раз такой кутеж привел к рождению сына, что повлекло за собой полную переоценку ценностей.