Марина Бонд - Лифт

– Приветствую! – этот Иван протянул руку Максу, и он конечно же пожал ее. – Кира вспоминала тот день, и не раз. А сегодня во время прогулки как почувствовала, что надо сюда зайти. Мы вообще-то далеки от мотоциклов и всего, что с ними связано. Слишком опасно. Хотя кому я это рассказываю! – хихикнул он.

– Ты как будто не случайно тогда там оказалась. Можно сказать, спасла меня, – Макс с удовольствием перевел взгляд обратно на девушку.

– Не преувеличивай. Спасли тебя доблестные врачи, а я оказалась там по своим женским делам, – и она положила ладонь на свой округлившийся живот. За ладонью проследовал взгляд Баламута, и он капитулировал окончательно. Если в паре и может случиться разрыв, которому он может так или иначе поспособствовать, то вмешиваться в отношения, где есть дети – это кощунство! Он принял полное поражение как всегда легко и сразу.

– И все-таки я не верю в случайности. Все они не случайны, – снова улыбнулся своей по-детски озорной улыбкой. Прибавь кудри, веснушки на носу и он – мечта любой пятилетней девчушки.

– Пусть так, – Кира вернула улыбку. – Что ж, будем прощаться. Будь осторожен и береги себя!

– Вы тоже. И еще! – сказал он, когда супруги, обнявшись, развернулись, чтобы уйти. Они обернулись. – Если будет парень, – он указал на живот, – назовите Максом.

– С этим мы уж сами как-нибудь разберемся, – приструнила его Кира, но смягчила укол улыбкой.

Год спустя

Солнечный луч проникал через окно и упирался в щеку Макса, здорово обжигая. Он сморщил лицо и сместил голову на подушке в тень. «Надо купить и повесить шторы», – в который раз отпечаталось в голове за последние… сколько? Уже лет пятнадцать он здесь живет и примерно столько же эта мысль будила его по утрам. Причем будила исключительно в летнее время, когда солнце вставало неприлично рано и, не стесняясь, заглядывало во все не зашторенные окна. Зимой наоборот Макс вставал и уходил из дома раньше. И успевал за долгие тягучие зимние месяцы подчистую забыть о своих намерениях. Напоминало о них солнце, отправляя свои лучи, как гонцов, прямиков к нему в кровать.

Макс повернул голову и утопил лицо в подушке. Досадно замычал. Времени по-любому возмутительно мало. Еще бы спать и спать. Но нет. Если уж проснулся, то больше не уснет. Он себя знает. Оттолкнулся руками от матраса и, повинуясь неизбежности, сел, спустив ноги на пол. Нагретый участок пола тем же пресловутым лучом обжег ступни. Широко зевнул. Потянулся за телефоном, что лежал на монументальном старинном комоде рядом с такой же монументальной старинной кроватью. Так и есть. Еще шести нет. В такую безбожную рань даже петухи не встают. Ладно, петухи, может, и встают. Макс убрал «соньки» из глаз и, хмуро щурясь в окно, показал язык солнцу. Это, называется, так оно его любит. Все лицо веснушками усыпало – лучше бы поспать дало!

Он еще раз громко зевнул и встал. В одних труселях босыми ступнями пошлепал из комнаты мимо очень старинного деревянного стула с основательными ножками, на спинке которого висела очень современная мужская одежда. Проплелся по коридору мимо старинного из благородного орехового дерева высоченного шкафа. Ввалился в кухню, где современной была только техника. Вся остальная мебель включая обеденный стол была старинной, величественной, основательной. Сделанной на века. Такую захочешь – не испортишь. Такие качественные добротные вещи делали еще во времена царя Гороха. И такими качественными добротными вещами в свое время обзавелась его предприимчивая бабка. Укомплектовала ими «сталинку» и приютила внука.

Максу тогда было семнадцать. Он заканчивал одиннадцатый класс в десятой по счету школе. Каждый год учебы проходил в новой школе. У него не было близких друзей, любимых учителей. Не было излюбленных мест в городе, определенной тусовки. Он ни к кому не привязывался. А смысл? Если скоро снова менять место дислокации. Именно такой сценарий жизни ожидает семью военнослужащего. Когда они приехали в один из городов средней полосы Урала, где жила бабушка по отцовской линии, Макс заявил, что останется здесь. Он был решительно тверд и непоколебим в своем желании, и семья пошла навстречу. Впервые за все детство Макс обзавелся настоящими друзьями. Вместе со всеми дружно окончил школу. И так же дружно за компанию со всеми поступил в Горный университет. Со своими многочисленными и частыми переездами он даже не задумывался о будущей профессии. Он как будто видел себя меняющим место жительства все время, всю жизнь. И вдруг хлоп – и стабильность. Такая внезапная, но от этого не менее желанная. К третьему курсу понял, что кадастровый инженер из него выйдет никудышный, и бросил учебу вместе с товарищем, тоже озаренного такой догадкой. Семья товарища держала сеть заведений быстрого обслуживания. Они припахали нерадивое чадо быть на подхвате, тот потащил за собой Макса. Заведения общественного питания понравились Максу больше, чем землеустройство. Гастрономия его зацепила. Он поднабрался опыта, расширил знания. Прошел кулинарные курсы, поварские. Поначалу трудился на холодных и горячих цехах то тут, то там. Потом основательно осел в одном заведении европейской кухни. Там дослужился до су-шефа. Заведение стало расширяться, и в новый филиал он вошел «генерал-майором» – шеф-поваром. Так он нашел и занял свою нишу в гастрономическом царстве. К своим тридцати двум он уверено занимал должность шеф-повара в одном заведении и готовился открыть еще одно. Звезд с неба не хватал, но на жизнь и увлечения хватало.

Спросонья Макс не вписался в поворот и ударился плечом об угол старинного серванта. Отдалось в травмированной ключице. Он скуксился, издал невнятный звук и потер ушибленное место. В этой просторной кухне и слон мог бы развернуться, а Макс не смог. В площадь этой квартиры с высокими потолками на две комнаты в современных новостройках умудряются впихнуть в два раза больше комнат, обозвать «европятерешкой» и впарить за космические деньги. Но Макс ни за какие коврижки не променяет ее. Бабушка приказала долго жить, и квартира в центре города вместе со всем антиквариатом досталась внуку. Этот дом уже простоял не один десяток лет и еще столько же простоит. Не то, чтобы он собирался помирать здесь. Так далеко он еще не заглядывал.

Он открыл холодильник и достал из дверцы пакет клюквенного морса. Рудиментарные волоски вздыбились в предвкушении кисло-сладкой эйфории. Налил в стакан и осушил несколькими большими глотками. Бр-р-р-р! Хорошо! Бодрит! Хотя, не оставь он одно из своих увлечений, самое любимое и самое безрассудное, пришлось бы задуматься о безвременной кончине. Собственно, он и задумался после той страшной аварии. То была далеко не первая и уж тем более не единственная авария на мотоцикле. Он и до этого попадал в передряги с вывихами, растяжениями, трещинами и прочими приправами. Но то было другое. Не такое правдоподобное. Не такое по-настоящему опасное для жизни.