Яна Ткачёва - Три билета в кино

– Жесть, – пробормотал мой брат.

В повисшей тишине я рассматривал его лицо. Мы не были никогда особо близки. Конечно, он всегда рядом, если требуется помощь, за которой я обращался крайне редко. В целом у нас даже общих тем для разговора было не так уж много. Мы не проводили вместе выходные, не устраивали семейные вечера, не говоря уже о том, что он не жил со мной, как обещал нашему отцу.

Сейчас мне кажется, он испытывал чувство вины за то, как поступал со мной. Но я могу его понять. Получить к восемнадцати годам подростка, за которого нужно нести ответственность, – кому такое понравится? Поэтому мы поступали как умели. Он жил отдельно и отдавал мне половину той суммы, которую каждый месяц высылал отец нам на жизнь. Ну хорошо, иногда я требовал чуть больше половины. Да-да, это шантаж. Но я помалкивал и копил деньги. Выгодная сделка для всех. Я брал всё, что мог получить.

На кухне показалась Марина. Я мельком взглянул на кухонные часы – оказалось, прошло около получаса с тех пор, как она скрылась в моей комнате. Маринка была немного бледной. Олег взволнованно поднялся и подошел к ней, мягко обхватив за плечи. Думаю, он мог бы пить воду из лужи, если бы она попросила.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросил я, пока она, уткнувшись в грудь Олега лицом, глубоко дышала.

– Она сильно пострадала, но всё не так плохо. Сейчас ей ничего не угрожает, насколько я могу судить. – Марина обернулась ко мне и села за стол. – А теперь, – она строго посмотрела на меня, – давай обсудим всё то, чему мы здесь стали свидетелями.

Я одновременно испытал глубокое облегчение и чертову неловкость. От разговора не отвертеться. Маринка с самой школы держала за яйца моего брата и всех, кого считала нужным. Эта подруга умеет получить то, что ее интересует. Проще сразу сдаться.

Чувство полета. Это ни с чем не сравнимое ощущение легкости и невесомости сделало меня почти счастливой. Словно потоки воздуха подхватили одеревеневшее тело и понесли в пустоту. Ни чувств, ни эмоций.

Но он поблизости, никогда не отступает. Больно дернув за волосы, меня вырвали из благословенного небытия и потащили. Удары сыпались отовсюду. Пинок. Грубый тычок. Вырванный клок волос. Всё вперемешку. А потом меня накрыла ударная волна боли. Везде, в каждой клеточке уставшего тела, она взрывалась и пульсировала не отпуская. Удар – боль. Новый удар – новые грани боли. Отстраненно я размышляла, что избиение можно сравнить с длительностью нот. Четвертная. Короткая, легкая, отрывистая. Раз – и… Раз – и… Раз – и… В такт ударам кулака. Половинная. Занимает немного больше времени.

Раз – и, два – и… Раз – и, два – и… В нее хорошо попадают пощечины с замахом. И, конечно, целая. Раз – и, два – и, три – и, четыре – и. Тут можно разгуляться. Протащить по полу, потрясти, как безвольную куклу. Счет всегда помогал упрямо сжимать губы, чтобы не вырвалось ни стона, ни мольбы о пощаде.

Но я просто не до конца разобралась в многогранности страданий. Потому что, когда пришла боль, которая разорвала меня на части, я поняла: до этого была лишь увертюра к боли. Настоящее страдание – здесь. В навалившемся всем весом, дышащем перегаром теле. В этом диком стаккато грубых толчков. Вот она, настоящая пытка. И я кричала. И молила о пощаде, ненавидя себя, показывая слабость и ничтожность своего тела. Мой крик всё длился и длился. Смешиваясь с ударами и приказами заткнуться. Смешиваясь с кровью разбитых губ. И этой агонии не было конца. Наконец потная мозолистая ладонь надавила на лицо, и я почувствовала, как сознание меркнет. Я надеялась, что больше не будет ничего. Что мне удалось заслужить смерть. Любой пытке рано или поздно должен настать конец.

Но потом появились руки и подхватили меня. Не злые крепкие кулаки, а чуть шершавые ладони, неловкие. Они укачивали и грели, гладили утешительно, с добротой и состраданием. Почти как мамины, но у нее не было такой загрубевшей кожи. Руки оберегали, и мне казалось, что я слышала бормотание снаружи моего кокона. Голос обещал, что теперь всё будет хорошо, а руки держали крепко, но нежно. И потоки теплого воздуха вновь подхватили мое исстрадавшееся тело, отправив его в блаженное ничто.

Не могу быть уверен, что мне удалось поспать, тело вроде проваливалось в короткую дрему, но потом я вскакивал на постели, беспокойно сверялся с часами и в пять утра окончательно проснулся, будучи абсолютно измученным от нервного напряжения. С тревогой и нетерпением я прислушивался к звукам в квартире, прозвонил будильник отца, и я, затаившись, ждал, пока он в привычном ритме собирался на работу; время, казалось, текло бесконечно медленно, и, когда за отцом громко захлопнулась входная дверь, я поспешно вскочил, хотелось собраться как можно быстрее. Мама любит поспать в субботу и раньше девяти вряд ли выйдет, поэтому я быстро принял душ, натянул одежду и написал в темноте записку для мамы про несуществующий поход в кино с несуществующей девушкой, после чего практически бесшумно закрыл за собой дверь, устремился вниз по лестнице, перепрыгивая несколько ступенек за раз, и с тревогой нажал кнопку звонка у знакомой двери на шестом этаже, но в ответ была только тишина.

Сейчас семь утра, но неужели они спят как ни в чем не бывало? Или, может быть, их вообще нет? Им пришлось поехать в больницу? Всё обернулось хуже, чем я думал?

Сердце колотилось с такой силой, что я снова нажал кнопку звонка, не отпуская, пока не услышал какие-то звуки за дверью и пока она не открылась. Я увидел бледное заспанное лицо Олега, и мы недоуменно посмотрели друг на друга.

– Ты чего, Жень? – недовольно буркнул Олег. – Ты что тут делаешь?

Мне хотелось задать ему точно такой же вопрос: он никогда не оставался ночевать, потому что Сашка всегда просил его уехать, да и сам Олег задержаться обычно не стремился.

– Эм-м-м… А Сашка где? – неуверенно спросил я, размышляя, в курсе ли ситуации Олег: не может же быть совпадением то, что он здесь оказался.

– Спит, – коротко ответил Олег, подозрительно глядя на меня. Я видел, что он уже немного пришел в себя и мысли сложились в его голове в определенную картину.

– Я тогда к нему, – постарался говорить нейтрально. – Мы вроде как договорились сегодня пораньше встретиться.

Без приглашения я прошел в квартиру, так что Олегу пришлось посторониться, а я спокойно разделся, хотя внутри всё напряглось, как струна, и направился к закрытой двери Сашкиной комнаты.

– А Саня спит в зале, – остановил меня голос Олега. – Там Василиса.

Василиса? Ее зовут Василиса, и она здесь, а значит, всё более-менее в порядке?

– А… ну да, точно, – сдержанно ответил я и постарался как можно более невозмутимо пожать плечами.