Екатерина Аверина - Филипп. Я (не) умею любить

– Фил! – толкает меня на стену, давит локтем на горло, чтобы не дергался.

Не больно, но неприятно.

– Слушай меня внимательно. Ты можешь злиться на меня за то, что я выслал тебя из страны два года назад. Можешь показывать характер, не возвращаясь в компанию. Можешь трахать доступных первокурсниц сколько тебе влезет. Когда еще делать это, как не в твоем возрасте? Но Алиса Кравцова – не твой вариант. Не отойдешь в сторону, я приму меры.

– Угрожаешь? – дергаюсь, чтобы освободиться.

Отец отпускает.

– Предупреждаю. И ты знаешь, что у меня достаточно влияния для того, чтобы ты подчинился! Но я, мать твою, хочу, чтобы ты меня услышал! Я не желаю тебе зла. Наоборот. Я тебя, идиота, уберечь пытаюсь. Ты думаешь, когда у вас не получится, только ей будет больно? Тебя сломает! И куда ты покатишься? Опять в клубы с бухлом и наркотой?!

– Мне жаль, что ты так и не увидел, что все изменилось, – голос срывается на хрип.

Становится по-настоящему больно. Не позволяю себе показать ему эту боль. Выше поднимаю голову, крепче сжимаю зубы.

– Филипп, – отец отодвигает от стойки барный стул, присаживается на него, широко расставив ноги, упирается ладонями в сидушку. – Может я и не был идеальным отцом. Да не «может», а не был, раз между нами сейчас творится все это дерьмо. Но я всегда старался оберегать тебя. И нравится тебе или нет, буду продолжать это делать. Кравцов не отдаст тебе Алису, сын.

– Я не собираюсь больше ни у кого спрашивать, – скольжу по стене, сажусь задницей на пол, запускаю пальцы в волосы.

– Мы уже обсуждали это с тобой. Ей нужен…

– Не я. Помню, спасибо, – зло ухмыляюсь в ответ. – И любить я не умею. И вообще мудак редкостный. Такие принцессам не подходят.

– Не подходят, – повторяет за мной отец. – Однажды я чуть не сломал твою маму. Своим характером, напором, неумением контролировать себя. Она была вот такой же чистой, наивной девчонкой, а я старше почти на десять лет, сильнее, жёстче. А перед чувствами, о которых ничего раньше не знал, оказался слабым. И они смели меня ломая, меняя, заполняя все внутри новыми эмоциями. Я тоже не умел любить, Фил. У меня был отец и младшая сестренка, но любовь к женщине – это не то же самое, что любовь к семье. Если бы не мудрость и внутренняя сила твоей мамы, не ее безграничное терпение и огромное сердце, я бы сгорел в своих чувствах к ней и не было бы у нас сейчас семьи. Тебя бы у меня не было, Соньки, внука. Меня бы, скорее всего, тоже не было, – неожиданно признается он. – Ты похож на меня больше, чем тебе хотелось бы, сынок. Ты, как и я, любишь учиться. Упрямо прешь вперед ради достижения своих целей. Как и я, ты взрываешься, стоит дать искру. Ты думаешь, в моей жизни не было бухла, девок и наркотиков? Было, Филипп. Я смотрю на тебя и вижу свое отражение. А Алиса… Сашка и правда воспитал из нее принцессу. Она не вывезет тебя.

Не помню, когда мы последний раз с ним говорили. Вот так, как отец и взрослый сын. Я знаю в общих чертах историю треугольника мамы, отца и Александра Кравцова. Сейчас слышу ее обрывки с такими откровениями, от которых волосы на руках встают дыбом. И меня должно это тронуть, наверное. Не трогает. Бесит! Потому что я привык, когда меня постоянно сравнивают с отцом окружающие. Меня злит, когда это делает он. Чувство, что я всего лишь тень, отражение Дмитрия Дрейка, кипятком разливается по венам. Приходит четкое осознание, что отец так и будет пытаться контролировать мою жизнь, считая ее проекцией своей собственной.

– Я пойду собираться на учебу, – поднимаюсь с пола.

– Подумай над тем, что я тебе сказал, – просит он и тоже встает.

– Уже подумал, – смотрю в его стальные глаза. – Можешь начинать применять меры и свои связи, чтобы утопить меня. Я не отступлюсь от Алисы. Эта девочка моя!

Озвучить это оказалось так просто. Столько прокручивал в голове варианты, понимая, что нам с отцом все же придется поговорить. Да, сегодня было сказано не все. Мне хватило. Я принял решение.

– Фил, – устало вздыхает отец мне в спину.

Разворачиваюсь, упираюсь ладонью в дверной косяк.

– Я, пожалуй, вернусь на свое место в компании. Ты ведь хотел? – приподнимаю бровь.

– Я и сейчас хочу, – подтверждает он.

– Приеду после университета, обсудим условия, – улыбаюсь родителю своей самой очаровательной улыбкой. – Твоей тенью я больше не буду.

Филипп

Не заморачиваясь сегодня на шмотках, быстро хватаю с полки первую попавшуюся футболку. Она облегает правильно раскаченное тело. Заправляю её в джинсы. Хватаю с пола рюкзак. Застегиваю ремень на штанах уже на лестнице. Ловлю укор в глазах матери.

– Извини, очень тороплюсь, – виновато улыбаюсь ей.

Хорошо хоть не ширинка. Был бы полный провал.

– Ворота открой, – кидаю охраннику, иду в гараж за машиной.

Резкими рывками дёргаю тачку на каждом светофоре. Она возмущённо рычит на это, но послушно выполняет команды.

Куда мне сейчас ехать?

«Ты где?» – пишу сообщение Лисе.

«Еду в универ».

«Понял. Встретимся на крыльце. Я тоже скоро буду».

На эмоциях в голову залетают шальные мысли, одна интереснее другой. Постукивая по рулю пальцами, кручу его, уходя на другую полосу. Семь минут, и я на месте.

Поднимаюсь по лестнице, сажусь на перила, закуриваю. Поворачиваю голову на стук каблуков, разлетающийся от асфальта эхом по площадке.

Алиска собрала волосы в идеальную низкую косу, перекинутую через плечо. Ни один волосок не торчит. Смешная такая. В строгой серой юбке, обтянувшей её охерительные бедра, в белой рубашке с рядом мелких прозрачных пуговичек и коротенькой курточке. В руках большая объёмная сумка в тон всего этого безобразия.

Пробегает по ступенькам, подходит, и меня бьёт по башне новый аромат её духов. Делаю затяжку поглубже, позволяя горькому дыму упасть в лёгкие. Выдыхаю…

– Фу, не дыми на меня! – возмущается Лисенок.

– Против чего протестуем? – протягиваю руку к её лицу, касаюсь двумя пальцами скулы.

– С чего ты взял, что я протестую? – фыркает мелкая.

– Э-э-э… Ты себя в зеркало видела? Сексуальная фантазия пубертатных подростков.

– Что?! – хлопает ресницами.

– На молодую училку, говорю, похожа. Это вот, – спрыгиваю, подхожу почти вплотную, по-хозяйски скольжу ладонями по ткани, обтягивающей бедра. – Не твоё все. Кружевное платье с тяжёлыми ботинками, рваные джинсы с коротким вязаным топом, – мои руки зависают на выпирающих косточках, за которые так удобно еще ближе подтянуть ее к себе и «случайно» прижать к своей натянутой ширинке. – Твоё. А то, что сейчас ты на себя нацепила – тупой протест. Опять с отцом поругалась?

– Занятия начались.

Мы вместе слышим оповещение. Лиса неуверенно делает половинку шага назад, чтобы там в меня не упираться. Расслабляю руки, позволяя ей это сделать, но не отпускаю. Мне нравится вот так держать ее. Пальцы напрягаются сами, сильнее впиваясь в нежную кожу под одеждой.