Сьюзен Филлипс - Рожденный очаровывать

– Я просто не поверила, что это он. Здесь, в Гаррисоне! Что вы здесь делаете, мистер Пэтриот?

– Это славный город.

Он глянул поверх ее головы и увидел, что Райли уже стоит между Нитой и Блу.

– Джек – мой друг. Он гостит у меня на ферме, – пояснил Дин. – И больше всего в Гаррисоне ему нравится возможность побыть одному.

– Конечно, я понимаю.

Дину каким-то образом удалось удержать на расстоянии самых любопытных зевак. Блу и Эйприл повели Ниту к машине. Дин подтолкнул Райли к отцу и исчез, не оставив ей иного выбора, кроме как подойти ближе. Девочка выглядела такой встревоженной, что сердце Джека заныло. Что, если он ошибается?

Но гадать не было времени.

Он чмокнул ее в макушку. От нее пахло именинным тортом.

– Ты молодец. Здорово пела. Но мне нужна дочь, а не малолетняя хиппи, мечтающая стать рок-звездой.

Райли резко вскинула голову. Джек затаил дыхание. Ее глаза превратились в озера неверия.

–Пра-авда? – выдохнула она.

Они далеко продвинулись этим летом. Но единственный ложный шаг мог все испортить.

– Не подумай, будто я не хочу, чтобы ты пела, – решение зависит только от тебя. При этом ты должна твердо знать одно: у тебя изумительный голос, но твои друзья – это люди, которые будут тебя любить, даже если не сможешь взять ни единой ноты, – пояснил он и, помедлив, добавил: – И я тоже вхожу в их число.

Ее темно-карие глаза, так похожие на его собственные, широко раскрылись.

– А еще Дин и Эйприл, – продолжал Джек. – Блу. Даже миссис Гаррисон.

Он слишком спешил, но нужно было убедиться, что она поняла.

– Совсем не обязательно петь, чтобы заслужить чью-то дружбу. Или любовь.

– Ты знаешь, – прошептала она. Он сделал вид, что не понял.

– Я слишком долго был в шоу-бизнесе и много повидал.

Теперь она заволновалась.

– Но я все же могу петь для людей, правда? Когда научусь лучше играть на гитаре.

– Только если захочешь. И если не позволишь никому судить о себе исключительно по голосу.

– Обещаю.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе.

– Я люблю тебя, Райли.

Ее щека прижалась к его груди.

– Я тоже люблю тебя, па.

Она впервые сказала это отцу. Взявшись за руки, они пошли к машине.

– Не могли бы мы поговорить о моем будущем? – робко спросила Райли. – Не о пении. О школе, о том, где я буду жить, и все такое.

Теперь Джек точно знал, что нужно делать.

– Поздно! – мрачно провозгласил он. – Я уже все решил.

Былая настороженность застыла в глазах девочки.

– Это несправедливо! – запротестовала она.

– Я твой отец, значит, я принимаю решения. Жаль, что придется огорчить тебя, но, как бы ты ни умоляла, я и близко не подпущу свою единственную дочь к тетушке Гейл и Тринити.

– Правда? – ахнула девочка.

– Детали плана еще не до конца ясны, но мы летим в Лос-Анджелес вместе. Найдем тебе хорошую школу. Не пансион. Я хочу, чтобы ты была рядом. Должен же отец присматривать за дочерью. Наймем экономку, которая понравится нам обоим, чтобы с тобой кто-то оставался, когда мне придется уезжать в турне. Иногда ты сможешь видеться с Эйприл, над этим я пока работаю. Ну, что ты думаешь?

– Думаю... думаю, что это здорово!

– Вполне согласен.

Садясь в машину, он улыбнулся себе под нос. Рок-н-ролл способен сохранить молодость любому, но все же стать наконец взрослым – тоже совсем неплохо.

Блу прибыла на ферму через час. Она успела переодеться в простой белый топ и новые шорты хаки, и то, и другое, как ни странно, вполне по размеру. Дин надеялся, что Джек и Райли будут заняты своими делами и не посмеют лезть в столовую.

– Не хочу это делать, – взбунтовалась Блу, входя в дом.

Дин едва удержался от поцелуя и закрыл дверь.

– Советую быстрее с этим покончить. Иди вперед и включи в столовой все светильники, чтоб я сразу оценил всю бездарность твоей мазни.

Но на этот раз он не смог вызвать даже тени улыбки. Как странно видеть Блу не в своей тарелке!

– Ты прав.

Фиолетовые босоножки протопали мимо него в столовую. Он хотел сорвать с ее ног эту гнусную обувку и заставить надеть уродливые байкерские ботинки.

Свет в столовой зажегся.

– Ты возненавидишь их с первого взгляда.

– По-моему, это я уже слышал, – улыбнулся Дин. – Может, стоило сначала напиться.

Он переступил порог столовой, и улыбка растаяла. Он был готов ко многому, но только не к тому, что предстало перед ним.

Блу создала лесную долину из тумана и фантазии. Лучи бледного желтоватого света проникали сквозь кружевную листву деревьев. Качели, увитые цветущими лозами, свисали с изогнутой ветви. Не существующие в природе цветы ярким ковром стелились перед цыганской кибиткой, примостившейся на краю фантастического пруда.

Дин не знал, что сказать, а когда немного опом0ился, выпалил нечто, совершенно неуместное:

– Это фея?

– Э... то есть очень маленькая, – пробормотала Блу, глядя на крохотное создание, смотревшее на них из переднего окна кибитки.

Дин молчал. Блу закрыла лицо руками.

– Знаю! Это кошмар! Мне не следовало браться за это, а кисти словно обрели собственную жизнь и не слушались меня. Мне нужно было закрасить эту фею... и других тоже.

– А есть и еще?

– Их не сразу видно.

Она рухнула на кресло, стоявшее между окнами и едва слышно призналась:

– Прости, я не хотела. Это столовая. А такие фрески уместны в... детской или в игровой комнате. Но стены были такими ровными, и освещение здесь замечательное, и... я не сознавала, как хочу написать все это.

Дин никак не мог охватить фрески одним взглядом. Куда бы он ни взглянул, всюду видел что-то новое. Летевшую по небу птичку с увитой лентами корзинкой в клюве. Облако с лицом круглощекой румяной старушки, смотревшее сверху на кибитку. На самой длинной стене красовался единорог, сунувший морду в воду на краю пруда. Неудивительно, что Райли влюбилась в фрески. И неудивительно, что Эйприл выглядела такой встревоженной, когда он спросил, понравилось ли ей. Как могла его несгибаемая, жесткая, острая на язык Блу создать нечто столь нежное и волшебное?

Да потому что она вовсе не была жесткой и несгибаемой. Ее суровость и несговорчивость – своего рода доспехи, помогавшие выжить. В душе она также хрупка и непрочна, как нарисованные ею капли росы, свисающие с кустика синих колокольчиков.

Он осторожно погладил ее по голове.

– Они ужасны. Я знала, что творю немыслимое, еще когда рисовала все это, но не смогла остановиться. Внутри словно лопнуло что-то и вылилось в эти фрески. Я верну твой чек и, если дашь мне несколько месяцев, возмещу стоимость повторной покраски стен.

Дин встал перед ней на колени и силой оторвал ладони от ее лица.

– Никто ничего не станет перекрашивать, – пообещал он, глядя ей в глаза. – Я влюбился в них.