Елена Гордеева - Секлетея

Однажды в конце июля они вечером пошли гулять в Александровский сад. Лита должна была скоро родить, и Анна Александровна больше не отпускала ее одну. В Александровском саду у липовой аллеи был разбит розарий, вдоль которого стояли деревянные скамейки причудливой парковой формы с чугунными обрамлениями. Нежный аромат белых и желтых роз разносился по парку, а в конце аллеи выделялась великолепная куртина 33 33 Цветочная грядка, клумба. из парковых бордовых роз. Анна Александровна немного устала и хотела предложить Лите присесть на свободную скамейку, но не успела. Девушка сильно побледнела и, едва успев дойти до скамейки, упала в глубокий обморок 34 34 Обморок, который сопровождается потерей сознания. .

Собрались прохожие, кто-то побежал к телефону-автомату звонить в скорую. Через 30 минут приехала машина скорой помощи, врач бегло осмотрел Литу и сказал: «Нужно вести в роддом. Будет лучше, если ее положат на сохранение. У вас есть какие-то документы?»

Документов с собой не было, но Анна Александровна решила, что лучше Лите побыть в роддоме перед родами. Она дала согласие на ее госпитализацию, а сама поехала домой за документами.

В приемном отделении роддома было несколько рожениц. Молодой врач осмотрел Литу: он очень внимательно слушал сердце ребенка и не услышал ничего. Испугавшись, врач побежал к старшей акушерке, которая спокойно взяла трубку, приложила к Литиному животу и многозначительно сказала: «Ну что вы паникуете? Вот оно маленькое сердечко тихо бьется. Вы уже мамашу напугали».

– Женщина, переодевайтесь. Вот вам рубашка и халат, – обратилась акушерка к Лите и протянула ей видавшую виды застиранную рубашку и серый халат на завязках.

Лита не отзывалась: она смотрела по сторонам и искала женщину, к которой обращается акушерка. Молодой врач, оценив Литину юность, сказал:

– Девушка, вам нужно переодеться в больничную одежду. Здесь такие правила.

Но тут влетела Анна Александровна, предъявила Литин паспорт и справку об анализах на инфекционные заболевания и, умоляюще взглянув на акушерку, сказала:

– Можно домашнюю рубашку и халат?

Акушерка посмотрела на серую рубашку и потрепанный халат и сказала:

– Рубашку можно, но халат берите больничный, потому что если халат будет Ваш, то он будет выделяться и мне попадет, а рубашку под халатом никто не заметит.

Анна Александровна еще успела передать Лите роман Джорджа Голсуорси «Сага о Форсайтах», а точнее его пятую часть «Белая Обезьяна», которую ей задали по английской литературе на лето.

В домашней кружевной рубашке, сером больничном халате с хлипкими завязками и в домашних тапочках, которые ей тоже разрешили, Лита вошла в огромную больничную палату, где было не меньше 20-ти кроватей. Все женщины здесь лежали на сохранении, а некоторые из них, как и Лита, ожидали роды. Медсестра принесла мензурку с вечерними таблетками, Лита выпила лекарства и погрузилась в жизнь буржуазного английского общества начала 20 века.

Через пять дней вечером она почувствовала боль. «Началось», – подумала она и пошла на пост к дежурной медсестре. Та бегло ее осмотрела и многозначительно сказала:

– Еще рано: дня два или три.

– Но мне так больно, – прошептала Лита.

– Терпи, моя дорогая, – сказала медсестра, – если будет хуже – позови.

Всю ночь Лита не спала, а на утро она пожаловалась на боли дежурному врачу, который совершал регулярный обход. Тот сделал ей укол снотворного и ушел. Лита проснулась только к вечеру и почувствовала, что вся горит. Медсестра измерила температуру и побежала за врачом, который, глядя поверх Литы, произнес: «Если температура, то нужно ее переводить в инфекционную. Я отвечать не буду, если она нам здесь всех перезаразит».

Литу повели к грузовому лифту, который доставил ее в инфекционное отделение. Там ее разместили в отдельном боксе, потому что в основной палате лежали роженицы без анализов на сифилис и гонорею и те, которых подобрали на улице. Пожилая акушерка, мимоходом проходя мимо Литиного бокса, сказала: «Ну почему все они хотят рожать ночью? А мы ночью хотим спать!» – и медсестра сделала ей еще один укол снотворного.

В утренний обход пришел новый врач, а с ним группа студентов – негров, или, как их сейчас называют – афроамериканцев. Студенты с любопытством смотрели на Литу, а врач что-то рассказывал. Потом он вдруг спросил, как долго у нее продолжаются схватки. Медсестра сказала, что не знает и что вечером ее спустили из «патологии» с температурой. И врач постановил делать стимуляцию. Они кололи ее в живот стимуляторами через каждые пятнадцать минут, а через полтора часа медсестра пришла и сказала: «Пойдем в «родовую», вставай, сама пойдешь». Лита оперлась на медсестру и еле добрела до «родовой». Там уже были студенты и врач, который приказал ей ложиться на стол. Затем он показал ей скальпель и очень внятно сказал: «Тужься, дорогая. У тебя 20 минут. Если ребенок начнет задыхаться, то я буду резать по живому. Квота на заморозку на сегодня уже закончилась».

Лита все поняла, она тужилась изо всех сил. Пришла старая акушерка, которая пожалела ее. Она легла ей на живот и стала подталкивать ребенка. Наконец врач принял новорожденного и стал его взвешивать.

– Какой богатырь: 4 килограмма и 200 граммов», – сказал врач и надел на ребенка четыре бирки с фамилией, именем и отчеством матери на ручки и ножки и поднес ребенка к лицу Литы. – Мамочка, кто у вас?

Так как Лита молчала, он стал трясти ребенка перед ее лицом и повторять:

– Скажите, кто у вас!

И когда Лита сказала, что родился мальчик, врач отдал ребенка медсестре, которая плотно запеленала его в серые больничные пеленки и унесла.

Литу перенесли на каталку, накрыли темно-серым больничным одеялом и вывезли из «родовой» в коридор. Там она лежала еще три часа, и каждый проходящий мимо врач со словами «не спать, не спать» легонько шлепал ее по щекам. И только студент-негр сказал ей о том, что роды были тяжелыми и что ей нельзя спать, пока они не убедятся в том, что нет кровотечения.

Потом ее отвезли в инфекционную палату рожениц, где она лежала вместе с татаркой, которую сняли с поезда, и нерадивой студенткой, у которой не было инфекционных анализов.

Утром она получила гладиолусы и письмо от Анны Александровны, в котором она поздравляла ее с рождением сына и писала: «Это будет ребенок 21 века, нового тысячелетия. Я желаю Вам счастья».

«Да, мы с сыном будем счастливы, – подумала Секлетея. – Я назову его Владимиром в честь своего отца».

Литу выписали на девятый день, потому что она поступила из «патологии» и по советским медицинским стандартам роды считались тяжелыми. При нормально протекающих родах в СССР выписывали на 6-7 день.