Амелия Борн - Тайная жизнь моего мужа

– Может, сначала угостишь таблеткой от головной боли и кофе?

– Знала, что ты попросишь, – хмыкнула Вася в ответ. – Пошли на кухню.

В старой квартире было странно промозгло. Бросив взгляд за окно, я поняла причину – судя по нахмурившемуся небу, сегодня похолодало, а об отоплении еще и речи не шло.

Вася кинула мне под ноги тапочки:

– Надевай, а то ноги замерзнут.

Я послушно запустила стопы в смешные меховые тапочки с мордочками кошек и невольно улыбнулась – это так похоже на Васю…

Мне на плечи опустился теплый плед и от этого маленького жеста заботы на глазах проступили слезы.

– Спасибо, – произнесла сдавленно.

Передо мной оказалась чашка с кофе, таблетка и стакан воды. Василиса присела напротив и от насмешливости на ее лице не осталось и следа, когда она снова спросила:

– Ну, что случилось?

Я запила таблетку и втянула в себя аромат кофе, мысленно прикидывая, с чего начать. Рассказывать все в подробностях не хотелось – это было все равно что мазохистски смаковать то, что причиняло чудовищную боль.

Я обрисовала ситуацию буквально в двух словах – как ехала к врачу и увидела мужа с ребенком, как Артем сказал, что это было приключение на один раз и я сбежала, а потом напилась в каком-то пафосном баре.

Про незнакомца, сама не понимая почему, я не упомянула. Возможно, просто хотелось убедить себя в том, что этого не было в реальности.

Ожидала, что подруга сейчас скажет о том, какой Артем козел, но Вася произнесла первым делом совсем иное:

– Ник… ну сколько можно себя мучить? Зря, что ли, ты целый год училась жить заново? Ну зачем ты снова поперлась к врачу?

Меня словно холодной водой окатили. Подобного осуждения я не ожидала. Тем более, что и до врача не доехала.

– У меня был план, – ответила сухо. – Если бы… все было безнадежно, я бы заморозила свои яйцеклетки… на всякий случай… вроде эко или… суррогатного материнства.

Вася только головой покачала. Я же уставилась в свою чашку с кофе, в которую беззащитно вцепилась, и едва слышно спросила:

– И это все, что ты можешь сказать?

– Не все, – вздохнула Василиса. – Но остальное тебе еще больше не понравится.

– Говори.

Она немного помедлила, потом с неожиданной горячностью произнесла:

– Вот дура ты, Ника, ей-богу!

Сжав челюсти, я молча ждала продолжения.

– Знаешь ведь прекрасно, как Артем тебя любит. Он даже через столько лет на тебя тааак смотрит! И если говорит, что это было по пьяни один раз – значит, так и есть. А что не рассказал ничего – так ведь знал, как тебя это ранит! И с бесплодностью твоей смирился, и по врачам с тобой таскался, кучу денег в это вгрохал…

Я резко встала, с шумом отодвинув стул.

– А с чем смирилась я ты вспомнить не хочешь? – поинтересовалась с горечью. – Спасибо за помощь, но мне, пожалуй, пора.

Подруга стремительно подскочила ближе, удержав меня за руку.

– Ника, ты не обижайся, я же просто как лучше для тебя хочу! Посмотри на меня! Посмотри, как я живу! Мне уже за тридцать перевалило, а ни угла своего, ни мужа, ни детей… Ничего у меня нет! А у тебя все было. Ну, кроме ребенка… Так стоит ли все рушить из-за одной измены? Мужика хорошего быстро подберут, а ты что делать дальше будешь?

Может, она действительно хотела, как лучше, но ее слова больно ранили. Обесценивали меня, как личность. Или я сама себя давно обесценила?..

– Жить буду… как-нибудь, – процедила сквозь зубы. – Я пойду, Вась.

И только оказавшись за порогом, я осознала пугающую реальность – идти-то мне было практически и некуда.

Глава 6

Осенний холод забирался под одежду, ледяными своими прикосновениями выстуживая душу. Я жадно вбирала в себя стылый воздух, пахнущий приближением дождя, и желала только одного – заиндеветь. Заморозить все внутри себя, чтобы ничего не чувствовать.

Слова, сказанные Васей, продолжали меня преследовать, когда шагала прочь от ее дома, сама не задумываясь, куда. Почему она сказала все это? Почему била еще больнее в тот момент, когда я так нуждалась в поддержке?

Остановившись на миг, я огляделась вокруг, пытаясь понять, где нахожусь. Похлопала себя по карманам, убеждаясь, что ключи от машины и телефон на месте. Оставалось еще вспомнить, где я оставила свою верную «Ауди».

Маршрут, по которому ехала накануне, остался в воспоминаниях лишь расплывчатой линией. Я плохо отдавала себе отчет в том, куда двигалась, и еще меньше – во всем, что было после.

Снова стало мерзко на душе. И с чего я вообще взяла, что тот факт, что мы с Артемом станем квитами, как-то облегчит мою боль? Нет, я ничуть себе не помогла – лишь упала так же низко, как мой муж.

Впрочем, наверно не было никакого толку искать смысл в собственных пьяных поступках. Оставалось лишь попытаться смириться с содеянным. Как и со всеми остальными неприятностями, что подкинула мне жизнь.

Я снова обвела взглядом окрестности. Надо попытаться вспомнить, как назывался тот бар.

Перед глазами мелькали какие-то разноцветные ошметки воспоминаний, но никак не удавалось ухватиться за самое нужное. От попыток вспомнить заболела голова, а руки сделались холодными на ветру, жадно облизывающем ледяным языком беззащитную кожу.

Взгляд наткнулся на небольшую кофейню с напитками на вынос. Я осознала, что так и не выпила толком кофе. Ноздри ощутили фантомный кофейный аромат с ореховым привкусом и я, сдаваясь перед этой чисто человеческой слабостью, шагнула к двери с заветной вывеской.

Я не знала, который сейчас час, но, судя по немногочисленным посетителям, было еще утро. Приблизившись к кассе, сделала заказ и, расплатившись через телефон, пять минут спустя снова вышла на улицу.

Горячий напиток сквозь бумажный стаканчик приятно грел руки. Сориентировавшись на местности, я зашагала в ту сторону, где, как помнила, был небольшой парк. Хотелось о многом подумать и быть при этом подальше от людей.

Я зашла в самый дальний уголок парка и присела на скамью. Легкий пиджак почти не грел, но, погруженная в свои мысли, я уже едва ощущала холод.

Пригубливая кофе, я размышляла. В первую очередь, стоило подумать, где мне теперь жить. Собственного жилья так и не приобрела, а возвращаться к матери…

Я поморщилась, как от неприятной боли. Она любила меня и я любила ее. Но сейчас общество мамы рисковало стать самым невыносимым на свете. Она обожала Артема. Она едва ли не возвела его в лик святых, неустанно повторяя, как мне повезло с мужем.

Наверно, ее мышление было объяснимо. Мой собственный отец, которого я никогда не знала, бросил маму, едва узнав о ее беременности. На этом фоне Артему было совсем нетрудно показаться ей идеальным.

Но ведь и мне самой казалось, что он таким и был. С самого детства не зная рядом надежного мужского плеча, я охотно позволила ему заботиться обо мне. Он олицетворял собой все то, чего мне так не хватало в жизни. Он готов был брать на себя ответственность, он не мешкал в сложных ситуациях, он… точно знал, чего хочет.