Линда Йеллин - Такая милая пара

Мы остановились у светофора, чтобы пропустить машины. Рядом оказалась женщина с собакой на поводке.

– Ну что же это за уродина, эта гадкая собака! – во всеуслышание прокомментировал Майкл.

Я поморщилась. Женщина – вспыхнула. Слава Богу, зажегся зеленый, и, когда мы удалились, Сьюзан тихонечко прошептала:

– Хорошо, что он хоть оставил в покое женщину!

– О нет, она выглядела совсем не так уж плохо, – сообщил Майкл, все-таки расслышав эту реплику.

Я позавидовала ему – как это у него получается говорить все, что он думает! Да, мыслил он искаженно, но был кристально честен при этом.

Сквер встретил нас голыми деревьями, мокрыми газонами и низким серым небом над этим хмурым великолепием. Похоже, он произвел на Майкла весьма неплохое впечатление – он все время оглядывался по сторонам, как будто впервые видел нечто подобное.

– Сколько много палок! – наконец выразил свое отношение он.

Я знала – он имеет в виду деревья. Я уже научилась ориентироваться в мире его образов. И его отвлеченные рассуждения нравились мне значительно больше, чем высказывания об окружающих. А вот земля ему не понравилась. Присмотревшись повнимательнее к лужам, он вынес приговор:

– Какое грязное болото!

Мы с Сьюзан переглянулись, посмотрели на него и почти одновременно рассмеялись.

– Слушай, ты забыл слово «деревья», но помнишь «болото»? – я с трудом подавила смех. – Ну, разве я не говорила тебе, что в первую очередь люблю тебя за твой ум?

Не в силах сдерживаться, я обняла и поцеловала его. Майкл поцеловал меня в ответ, уставился на мрачное серое небо и объявил:

– Ватное одеяло!

Наступал Новый год...

Конец старого года доставил мне много радостей, а начало нового, я уже точно знала, будет мне ненавистно. Ни бокала шампанского, никаких вечеринок, никаких танцев до рассвета.

К восьми вечера мы с Майклом уже были в постели, потерявшись под кучей одеял. Мы сомкнули наши объятья и были готовы опять заняться любовью.

На следующий день заглянула Холли, принесла шоколад. Потом заявилась Доди, вся еще кипевшая от новогодних переживаний. Они так и выплескивались из нее в виде сумбурного рассказа о только что закончившемся свидании. Она болтала об их с Майклом коллегах по банку – я их не знала, а Майкл, увы! не мог припомнить. Но никто изо всех наших визитеров не подавал вида – что в действительности происходит. Мне все казалось, что он не выдержит и в один момент взорвется: «Извините меня, но хоть кто-нибудь понимает, что я умираю?» Однако Майкл только угрюмо прислушивался, даже не стараясь хоть как-то поддержать разговор. И лишь когда Доди, прощаясь, поцеловала его и произнесла: «До свидания, до скорого свидания!» – у него на глазах выступили слезы.

А потом мы занимались любовью. Ночью. Утром.

Часа за два до планировавшегося отъезда объявилась моя вторая сестра, Мадлен, позвонившая, что она с детьми уже собирается к нам в гости. Муж, к сожалению, не может их сопровождать – сами, понимаете, похмелье!

Мадлен не видела Майкла уже несколько лет. И поэтому мне был даже слегка непонятен тот минутный шок, который она испытала, встретившись с ним теперь. Но мгновенное замешательство прошло, и она, ослепительно улыбнувшись, громко чмокнула его в щеку, принявшись тут же стирать следы помады.

А бедный Майкл в эти минуты судорожно цеплялся за ее розовую шелковую блузку, стараясь удержать равновесие. Интересно, кто ее надоумил вырядиться так, будто она собралась в театр?

Ее сыну не было еще и четырех, когда он в последний раз видел дядю Майкла, теперь он уже ходил в школу.

– Привет! Помнишь меня? – обратился к нему Майкл.

– Привет! Помнишь меня? – тут же передразнило его дитя, не представляя себе, каким трудным для Майкла был даже этот невинный вопрос.

Второму чаду моей сестрицы было только четыре. Он стоял рядом со своим старшим братцем и мило улыбался. Похоже, Мадлен провела с ними разъяснительную беседу, запретив лишний раз открывать рот. А то наговорят еще лишнего!

– Привет, дядя Майкл! – вежливо произнес после паузы и младший, вытянув вперед перепачканную пухлую ручонку. – Дай пять!

– Конечно! – ответил Майкл и опустил свою высохшую руку поверх детской ладошки.

– Ну что ты уставился! – зло прошипел старший, заметив устремленный на Майкла изучающий взгляд брата. И добавил шепотом, который нельзя было не услышать: – Он ведь болен!

Дитя, видимо, хотело что-то для себя уточнить, но, спохватившись, прикрыло ладошкой ротик.

– Мальчики, садитесь! – скомандовала Мадлен.

Майкл устроился на диване, мои племянники – по обе стороны от него. Да, эти детишки, безусловно, не были пай-мальчиками... Но сегодня, наверное, действовало какое-то тайное соглашение, и они вели себя кротко, аки агнцы. Взявшись за руки, они втроем смирно сидели, почти не шевелясь. И только младший время от времени покусывал губки.

– Милый, что с тобой? – обратилась я к нему.

Он быстро взглянул на меня, потом на Майкла. Похоже, он был точно проинструктирован – что следует говорить в этом доме, а что – нет. Затем, не выдержав, избегая взгляда матери, выпалил:

– Дядя, а ты и вправду умираешь? – Мадлен грозно набрала воздуха, и рука ее машинально пошла вверх.

– Все правильно, все нормально, – быстро сказал Майкл.

– Но он даже не знает, что означают его слова! – стараясь сгладить неловкость, промямлила Мадлен. – А они означают, что дядя Майкл собирается в Рай!

– Надеюсь, что так, – грустно улыбнулся Майкл.

– А ты вернешься? – не унималось любознательное дитя.

– Слушай, а как ты заболел? – второму явно была не по душе роль безмолвного статиста. Визит определенно начинал превращаться в пресс-конференцию.

– Не знаю, – подумав, ответил Майкл. Мне всегда казалось, что с детьми нужно говорить как можно более правдиво. Особенно с чужими.

– Дядя Майкл был на войне, – я принялась рассказывать свою версию, – и там его опрыскали химикатами, и вот он заболел... – Ребенок внимательно слушал и, когда я закончила, нахмурив лобик, спросил:

– Ведь это были вражеские химикаты, правда?

– Нет, милый, – я старалась говорить как можно спокойнее. – На самом деле это были наши химикаты...

– Так почему же наши это сделали?

– По глупости, дорогой, по глупости... – безнадежно грустно заключил нашу беседу Майкл.

Мы неслись обратно в Спрингфилд.

Радио гремело, но Майкла, похоже, звуки, несшиеся из динамика, совсем не беспокоили. Он во все глаза смотрел на припорошенные снегом поля, проносившиеся за окном.

– Какие они мягкие, – заметил он. Наверное, имелись в виду лежавшие кое-где сугробы.

...Дом Ведланов встретил нас суетой, связанной с возвращением сына в родные пенаты.

– А ты ел? – первым делом поинтересовалась Норма.