Стелла Камерон - Простые радости

– Тебя зовут Эйприл? – Он улыбнулся, радуясь, что темнота скрывает размазанную по его лицу жженую пробку.

– Эйприл, – снова прошептала она, приподнявшись. – Помоги мне. Помоги моему ребенку, пожалуйста.

Роман отвел глаза от ее искаженного агонией лица и взял головку младенца. Снова начались схватки, и показались крошечные плечи.

– Ну, давай, – сказал он. – У тебя прекрасно получается. И у него тоже.

Он едва поверил своим ушам, услышав сдавленный женский смех.

– Вот так, – произнес Роман, поборов настойчивую потребность громко выругаться. Кровь хлестала из ран на ее животе. – А теперь поднатужься, и парень будет готов идти на прогулку.

Он почувствовал, как женщина задержала дыхание.

– Вот так. Вот молодец. – Он смутно помнил общие указания о том, что нужно делать в подобных случаях. Очень смутно. Может быть, что-то подскажет инстинкт. Дай-то Бог. – Ну давай, толкай!

Она напряглась и вытолкнула ребенка ему в руки. Вслед за ним хлынула кровь.

– Ну, вот и все, – не забыл он шепнуть. Да она же истечет кровью!

Она не отвечала.

– Эйприл?

– Да. Как ребенок?

Плацента. А что, черт возьми, ему делать с плацентой? Ребенок вдохнул и разразился криками.

– Девочка, – произнес он уже машинально. – Чудесная малышка.

Неловким движением он положил ребенка лицом вниз на грудь матери, нашел пуповину и перетянул ее. Сколько крови!

– С ребенком все хорошо, – сказал он, быстро скручивая кусок брезента в рулон. – Нужно подложить это тебе под бедра, детка. Приподнимись немного. Давай я тебе помогу.

Ответом было едва заметное протестующее движение бледной руки по крошечной спинке младенца. Ему показалось, что Эйприл что-то бормочет.

Он вспомнил вдруг, что нужно делать при сильном вагинальном кровотечении после аборта. Наверное, и после родов тоже.

Он на мгновение отвернул голову и плюнул. Она здорово натерпелась, ей, должно быть, очень больно.

– Паст-Пик.

Он вгляделся в ее лицо:

– Что ты сказала? – Глаза у нее голубые, как бирюза.

– Город. Паст-Пик. В Вашингтоне.

В наушниках раздалось потрескивание, и он услышал голос Насти:

– Где ты, черт возьми?

Роман наклонил голову и ответил:

– Подожди меня, не уходи, мне понадобится кое-какая помощь.

– Что…

– Все, – отрезал он, прерывая связь.

– Надо остановить кровотечение, – сказал он. – Это будет непросто. Доверься мне, Эйприл.

– Позаботься о моем ребенке.

– Ты сама позаботишься о своем ребенке. – Стиснув зубы, он опустил колено ей на живот и надавил.

Лицо ее передернулось. Она судорожно прижала ребенка к груди обеими руками.

– Прости, – произнес Роман, с трудом переводя дыхание.

– Присмотри, – рот ее остался открытым, – присмотри за моим ребенком.

– Конечно. А теперь подержи-ка его крепко. – Он еще сильнее надавил коленом.

– Он обманул меня!

– Кто обманул? – О Боже, помоги мне с этим справиться. О Боже, помоги мне спасти ее. – Кто обманул тебя, Эйприл?

– Паст-Пик… Клуб. Вилли.

Штанина на его ноге намокла и стала темной и липкой. Кровь не останавливалась.

– Паст-Пик. – В горле у нее булькнуло. – Клуб… Будь… осторожен. Вилли! – Ее руки соскользнули с малыша.

Роман подхватил крошку, не дав ей упасть на землю. Он расстегнул рубашку и, положив ребенка внутрь, снова застегнул. А теперь, – обратился он к Эйприл, – отправимся на прогулку.

Обернув брезент вокруг нее, он начал поднимать ее наверх.

– Ну, мамаша, давай. Ты сильная, детка. И храбрая. Я никого храбрее не встречал. – Как можно осторожнее Роман поднялся на ноги. – Сейчас мы покажем тебя специалистам.

– Позаботься о ней.

Он высунул голову из канавы.

– Мы оба о ней позаботимся, пока ты не сможешь делать это сама. – Только бы им всем выбраться из этой норы. – Сначала я подниму тебя, детка. Хорошо?

Роман почувствовал, как легкая прежде ноша в его руках мгновенно потяжелела. Она потеряла сознание. Только этого не хватало.

Он поглядел вниз; голова ее запрокинулась, ослабевший рот открылся.

Роман провел языком по губам. Двигать ее весьма рискованно. Она и так уже потеряла слишком много крови. Очень осторожно он снова положил ее и направил свет ей в лицо.

То место, где, как он всегда полагал, у него находится сердце, крепко сдавило. Он попытался нащупать у нее пульс, уже зная, что ничего не найдет.

Взяв ее за подбородок, он приник к ее рту и выдохнул, потом положил ей ладони на грудь и надавил. Еще раз выдохнул и нажал. Снова выдохнул и нажал, а ребенок тем временем слабо шевелился.

Пот катился с него градом.

– Ну давай же, Эйприл.

– Роман? – раздался в наушниках голос Насти. – Нам пора выбираться отсюда.

Роман откинулся назад.

– Да. – Она была мертва. – Да, я иду. – Крошечные ручки и ножки шевелились у него под рубашкой. Маленькое личико с широко раскрытым, ищущим ртом ударилось о его грудь. Ребенок заплакал.

– Роман! Поторопись, дружок!

– Да, Насти. – Он накрыл брезентом лежавшее рядом с ним обмякшее тело.

– Я уже иду.

– Друзья зовут меня Феникс.

А если бы кто-нибудь из них ее сейчас видел, то непременно назвал бы ее дурочкой с наклонностями самоубийцы. Она тихо закрыла дверь офиса и ждала ответа от его хозяйки.

Та величественно поднялась со стула, напоминавшего по форме кожаного ската светло-коричневого цвета. Взирая на Феникс, как на надувную змею в бассейне, она медленно вышла из-за письменного стола, которым ей служило толстое стекло, положенное на подставку.

Высокая, очень высокая и, определенно, очень женственная. Ее длинные черные волосы, гладкие и блестящие, были разделены пробором. В слегка поднятых к вискам глазах, казалось, не было зрачков. Тщательно нанесенная красная помада не скрывала тонких губ. Она придавала белой коже женщины некоторую прозрачность.

Феникс на мгновение увидела перед собой копию Мотрисии Адамс и отвернулась, чтобы скрыть нервную усмешку.

– Как ты сюда попала… Феникс?

Вот оно. Сейчас ее или вышвырнут отсюда, или, если очень не повезет, закуют в цепи и бросят в подземелье.

– Я слышала о вашем клубе, – бодрым голосом произнесла Феникс. – Ну, вроде того. Дело в том, что я… ну, мне здесь нравится и я хочу остаться в штате Вашингтон. Но в такой дыре, как Паст-Пик, для массажистки не очень-то много работы.

Ноги женщины, двигаясь под узкой юбкой серого шелкового костюма, издали легкий шелест.

– Тебе известно, кто я? – Она неторопливо обошла вокруг Феникс.

Тут уж ей надо было врать.

– Нет, – призналась Феникс.

– Я так и думала. Я графиня фон Лейден.

Феникс взглянула на нее с усилившимся интересом. Как там говорят – «Привет, графиня, какой на вас чудесный жемчуг», или надо сделать реверанс? или отдать честь? Феникс приосанилась: