Ольга Вечная - Веселый Роджер

Скудное освещение все же лучше уличного, поэтому удается разглядеть девицу тщательнее. Зареванная, растрепанная. Как будто раненая, умирающая без крыла птица. Да что ж такое-то. Что в Артёме настолько особенного, раз бабы жизни не представляют без его члена? У других мужиков, можно подумать, там все иначе устроено.

– Пей давай.

Она пьет горячее пряное вино мелкими частыми глотками, давится, кашляет, снова пьет. Дрожит, синяя вся от холода. Жалкая. Скорее бы пришла в себя, и отвезти домой. Избавиться.

– Да нормально все будет. Может, и перебесится твой Артём. Я с трех лет его знаю, и поверь, таких длительных отношений, как с тобой, у него не было. Если любишь так сильно, может, стоит попробовать поговорить?

Вера замирает, поднимает на меня ошарашенный взгляд. Вдруг начинает трястись, как флаг на ветру, и прижимает ко рту ладонь, будто затыкая рвущиеся рыдания. Тяжело вздыхает полной грудью.

– Ты думаешь, я из-за него тут с ума схожу? – невнятно шепчет она.

Девица так сильно замерзла в парке, что до сих пор с трудом разговаривает. Кажется, в безумных глазах начинают мелькать искры интеллекта. Я облегченно выдыхаю. Может, удастся поскорее вернуться к работе.

– Ну, вы ж с Артёмом расстались не так давно. Разве нет?

– Да пусть твой Артём катится ко всем чертям! Видеть не хочу твоего Артёма, да поздно уже! – Она с энтузиазмом принимается за второй бокал, вытирая пальцами слезы.

Я машу официанту повторить, сам же приближаюсь к ней. Вера обхватила горячий стакан двумя дрожащими руками, греется. Следуя порыву, кладу свои ладони на ее и вздрагиваю – они как лед.

– Что случилось тогда? – говорю уже без раздражения.

Наши лица близко, ее темно-карие глаза так широко открыты, что кажутся огромными, бездонными. На бледном лице выделяются только они: живые, яркие, влажные и обреченные.

– Ну же, не молчи.

Она приоткрывает рот, смотрит на меня в упор. А мой взгляд мечется с губ на глаза и обратно. Ее уязвимость почему-то ранит, и это ощущение мне не нравится.

Вера смотрит на Вика, все еще не понимая, как так сложилось, что он сидит рядом. Откуда взялся? Чудо, не иначе. Она такая трусиха! Так сильно боялась в том парке, но не уходила. Потому что страх остаться наедине со своими мыслями сильнее. Вот бы всё прекратить одним разом, легкой, быстрой смертью, да решиться на нее непросто. В кино женщины могут, а в жизни – совершить роковой поступок намного сложнее. Инстинкт самосохранения зашкаливает так, что искры летят. Жить хочется! Выть впору, как хочется. Что она и делает – закатывается в слезах. Перед Виком. Позорище. Без сомнений, он бы многое отдал, чтобы оказаться сейчас в другом месте.

Вик кладет руку ей на шею, осторожно поглаживает. Вера замирает под этими едва ощутимыми касаниями.

– Вера, дело ведь в мужчине? В моем брате, да? – осторожно спрашивает он. – У тебя горе, я вижу, но ты ведь умный человек, не будешь пускаться во все тяжкие, даже если что-то страшное случилось с близкими. Ты бы не искала приключений в парке. Что за тяга к саморазрушению?

Его голос низкий, глубокий, будто бархатный. Он подхватывает ее, несет теплым потоком. Становится легче, впервые за неделю. Сил хватает только кивнуть Вику. Потом еще раз. И еще.

– Ты можешь рассказать мне, если хочешь. Я никому не скажу. Что тебя гложет? Ты так сильно любишь его?

Кажется, ей немного лучше. Алкоголь дурманит, но нервы потихоньку успокаиваются. Больше Вера не напряжена, не готова рассыпаться в пыль при любой встряске. Собирается с духом и произносит:

– Ты правда хочешь поговорить?

Вик кивает без тени улыбки. Понимание, что он принимает ее всерьез, бодрит. Вера убеждается, что они сидят достаточно далеко от других гостей бара и их разговор никто не сможет подслушать.

– Не знаю, можно ли об этом рассказывать. Я новичок. Но так как это касается и меня, думаю, имею право. Ты, должно быть, еще не в курсе. Я тебя сейчас ошарашу. Вик, Артём ВИЧ-положителен.

Вик отодвигается и мрачнеет. Откидывается на спинку дивана, тяжело вздыхает, скользит взглядом по бару, словно ища знакомых. Затем поворачивается к ней и задает абсолютно простой, но самый важный вопрос:

– А ты? – Он смотрит в упор.

Вера замирает, опускает взгляд на край стакана, который двоится, плывет, дергается.

– Наверное, тоже.

– Ты не знаешь наверняка?

– Женщинам заразиться проще, чем мужчинам.

– Вы не предохранялись?

Она качает головой:

– Мы пассивно планировали ребенка. Полгода назад он для санитарной книжки сдавал анализы, у них это добровольно-принудительно: ресторатор – настоящий псих по части болезней. Все было чисто. И за полгода до этого. А теперь вот он пересдал и такой результат.

– Кобелина. – Вик трет лоб, пораженно качая головой. Бормочет еще несколько невнятных жестких ругательств.

В иной бы момент Вера отшатнулась и покраснела, но сейчас лишь кивает.

Ей становится немного легче от того, что Белов не спрашивает, не могла ли она принести домой болезнь. Он даже не сомневается, что вина на Артёме. Он на ее стороне.

– Я узнала два месяца назад, что Артём мне изменяет. Они спали в моей кровати, когда я пришла. То есть в его кровати.

– Давно он тебе сказал?

– Неделю как. С тех пор я не живу, Вик. Я горю в аду, слышишь? Каждый день. Мне кажется, по моим венам течет зараженная кровь. Я отравлена, понимаешь? И никак не очиститься. Только если выпустить ее всю.

– Ты еще не знаешь наверняка.

– Я читала в интернете, что для женщин риск просто огромен. Я изгой. Сегодня на работе резала томаты и поранилась. Такое часто бывает. – Она показывает ему заклеенный пластырем указательный палец. – Так у меня закружилась голова. Показалось, что кровь другого цвета. Не такая, как обычно. Я вылетела из кухни, словно вирус может передаваться по воздуху. Наверное, мне стоит уволиться. И вообще не выходить из дома. Никогда.

– Ш-ш. Навыдумывала. Вера, нужно просто пойти сдать анализ.

– Я знаю! Сегодня хотела, но не смогла. Просто я никогда не думала, что так получится. Мне двадцать три, в моей жизни был только один партнер. Я не принимала наркотики, мне не переливали кровь. Если я получу положительный результат, то как жить-то дальше?

– Жить нужно столько, сколько отмерено.

– Я бы посмотрела, как бы ты заговорил на моем месте! – зло рявкает Вера. – Прости. Пожалуйста, прости. Я никому не могу рассказать об этом. Родителей жалко, друзья начнут шарахаться. А ты слушаешь и не убегаешь. И я же на тебя срываюсь. Просто я еще не осознала. Не смирилась, понимаешь? Как там в психологии… Период отрицания?

– Я хочу тебе кое-что сказать. Но сначала позволь кое-что сделать.

Вик приближается и убирает прядь ее волос за ухо. Банальное, простое движение получается привычным, словно он так делает часто. Проводит кончиками пальцев по ее лицу. А потом тянется и, прежде чем она успевает сделать что-либо, целует. Прямо в губы. В ее, вероятно, зараженные губы. Вера отшатывается.