Лариса Кондрашова - Формула неверности

— Чем тебе помочь, моя девочка?

Все-таки Маша — человек благородный и незлопамятный. Другая бы ее так легко не простила, а Маша уже и думать забыла о хамстве сестры.

— Вон, видишь, на столе корзинка. Я хотела идти в больницу к Лене. А теперь не могу. Будь другом, сходи вместо меня.

— Вместо тебя? А что я ему скажу?

— Ну не знаю. Придумай что-нибудь. Что встречаю кого-то в аэропорту. Или плохо себя чувствую. Какие в таких случаях называют причины, я не могу сообразить… Скажи, я так переволновалась из-за него, что ты прописала мне постельный режим…

— Постельный режим, но не с ним, — пробормотала Маша и тоже, как и Мишка, взглянула на часы. — Но я через полтора часа на работу ухожу. До восьми вечера. Мне еще халат надо погладить…

— Скажи, что у тебя родственник болен. Ведь это же правда. Пусть тебя на пару часов подменит кто-нибудь. Леня будет только рад!

Она не замечала, что говорит обидные для Маши слова, но, наверное, сестра понимала, как она волнуется.

— Хорошо, я схожу в больницу. И причину для тебя придумаю. Ты лучше скажи, что собираешься делать?

— Разве ты не поняла? Собираюсь встретиться с Мишкой.

— Таня! Ты замужем. У тебя муж в больнице!

— Он уже пошел на поправку. Ты сама говорила, что ничего серьезного! — закричала Таня.

— Говорила, — растерянно подтвердила Маша, — но я не вижу связи…

— Видишь, ты все прекрасно видишь! Ленька выздоравливает, а Миша на смерть идет. А я люблю его, понимаешь? Он единственный мужчина моей жизни. А я эгоистка, которая убивает его собственными руками. Не мне, так и никому — вот как это называется!

— Таня, если ты не возьмешь себя в руки, у тебя опять будет обморок! Ты здесь совершенно ни при чем. Михаил сам выбрал себе такую работу.

— Ничего у меня не будет, я себя прекрасно чувствую! Она стала совать в руки Маше корзинку с продуктами.

— Не забудь его навестить, пожалуйста, выручи меня! Я хочу проститься с Мишей! И ничего больше мне не говори, слышишь? Никто не сможет меня отговорить!

Маша, ошарашенная ее натиском, попятилась к двери.

— Слышу я, слышу, Танюша! Ты не в себе, в таком состоянии лучше не выходить из дома.

— Да, ты права. Я выпью твой транквилизатор. У меня их целая куча.

Таня схватила себя за горло, словно перекрывая рвущийся из него крик.

— А ты иди к себе, ладно? Прости, мне надо переодеться! Я люблю тебя, Маша, ты же умница, ты все понимаешь!

— Понимаю, — растерянно подтвердила Маша, увлекаемая мощным потоком Таниных эмоций. — Что-то в последнее время слишком многие говорят мне, что я умница. Неужели я так явно поглупела?

Таня собралась идти в комнаты, но, вспомнив, обернулась:

— И Шурку покорми. В смысле, проследи, чтобы она поела. Вечером. В ужин. Она стала плохо есть. Может, влюбилась? А мне некогда даже с дочерью откровенно поговорить. Да и она, наверное, отвыкла от откровений с матерью. И скажи, что я поехала с папой проститься.

Фразы у нее получались короткие, как одиночные выстрелы. На более длинные не хватало дыхания. И пульс, наверное, таки частил, но Маша лишь молча смотрела на нее, словно впервые видела.

— Скажу, не проститься, а попрощаться.

— Да, ты права… Попрощаться.

— Таня, ты домой вернешься? Ночевать?

— Ах, я не знаю, я ничего не знаю! Вдруг он разозлится и прогонит меня. Подумает, что я его всего лишь жалею… А я люблю его!

— Я знаю, ты это уже говорила. Но Таня… Ты сама утверждала недавно, что разбитого не склеишь. У тебя во второй семье уже все сложилось, а теперь может случиться так, что ты останешься совсем одна.

— Ты имеешь в виду, если Мишку убьют, да? Взгляды сестер скрестились, и первой опустила взгляд Маша. Да и кто не опустит глаз перед человеком, который наэлектризован собственными эмоциями до взрывного состояния.

— Если ты не придешь ночевать, я возьму Шурку к себе, — проговорила Маша, на минутку задержавшись у двери. — И пожалуйста, будь умничкой, ладно?

Никогда столь тщательно Таня не собиралась. Раньше, бывало, взглянет на себя в зеркало, заколку на волосах поправит, вот и все приготовления. А тут она минут двадцать сидела, рисовала себе лицо. Подводила глаза, как ей советовала визажистка. Наносила тушь. И все равно осталась недовольна. Какая-то она бледная. Словно насмерть перепуганная. Собственной смелостью, что ли? Так что пришлось и румянами воспользоваться, хотя прежде Таня всегда считала, что уж летом они смотрятся вульгарно.

Нужна ли какая-то особая смелость, чтобы встретиться с человеком, которого любила всю жизнь… Ну вот, ока уже произносит это слово в прошедшем времени. Любила… Любит и любить будет!

Таня вгляделась в свое отражение в зеркале. Правильно говорили ей в салоне: она помолодела. То есть выглядит не молодой, а помолодевшей. Ей скоро стукнет тридцать восемь. Когда уходила от Мишки, ей было всего тридцать два… с копейками.

Зачем Таня надела брюки? Нет, женщине молодой… пусть моложавой, вполне можно было бы надеть мини-юбку. У нее в гардеробе такой не было. Леня сразу предупредил: «Не потерплю! Для кого тебе коленками сверкать? Я и так знаю, что ноги у тебя — класс. Но зачем знать об этом другим мужикам?»

И вспомнила реакцию Мишки на ее мини-юбку: «Носи, серденько, нехай завидують!»

Он порой в шутку вставлял в речь материнские словечки.

Таня поколебалась и отправилась в комнату Александры. Конечно, дочь ее постройнее. Да чего там, Саша не в пример изящнее матери, но у нее есть юбка, в которой на поясе резинка.

Оп-па! Совсем другое дело. На высоких каблуках эта юбка смотрится прекрасно. Таня в какой-то момент заколебалась. Сравнила: себя и дочь, совсем спятила! Но юбку не сняла. В крайнем случае ее можно будет слегка приспустить на бедрах, и она станет подлиннее.

Однако как меняет человека его наряд! Таня закрыла дверь и стала посреди двора так, чтобы с веранды ее было видно. Позвала:

— Маша!

Сестра, увидев ее, непроизвольно ахнула.

— Ну, и как я тебе?

— Класс! — искренне сказала Маша. — Кстати, я позвонила на работу и на два часа отпросилась. Через пять минут тоже выхожу. Поеду в больницу.

— Спасибо, сестренка!

Таня помахала ей рукой, так, как машут на трибунах вожди, и, взглянув на часы, чуть ли не побежала. Чтобы успеть на встречу с Мишкой, ей придется брать такси. Можно было бы приехать на свидание на Ленькином «форде», но сегодня ей хотелось хотя бы на время позабыть и о Каретникове, и о пяти с лишним годах их разлуки с Мишкой. Что там говорили древние? Нельзя войти дважды в одну и ту же реку? Похоже, что нельзя. Но вспомнить-то прошлое можно?

Солнце вальяжно разбросало по небу свои лучи и, казалось, распаренное собственным теплом, снисходительно посматривало на одинокое облачко, которое, как заблудившийся кролик, медленно, с опаской проплывало мимо этого роскошного и опасного господина.