Кэти Линц - Когда командует мужчина

Хиллари Грант понадобились годы, чтобы разделаться с Люком Маккалистером. Она была уверена, что справилась. Уверена до этого момента.

Она никак не ожидала, что Люк встретит ее с распростертыми объятиями. Не в переносном, в буквальном смысле. Впрочем, что еще ему оставалось, когда он неожиданно налетел на нее!

Произошло это секунду назад. Она как раз поднималась по металлической лесенке в бытовку, а он оттуда выкатился. И стоило ему стиснуть ее, как она снова почувствовала себя в его власти — и физически, и эмоционально. Да и могло ли быть иначе, когда ее прижимал к груди единственный мужчина, которого она любила. И который любил ее — так она когда-то считала. Заблуждение, которое дорого ей обошлось.

Теперь, когда ее сжимали эти ладони, все вернулось вновь. Робкое томление, пламенное желание, немыслимое блаженство и напоследок — боль. И пока ее омывало тепло этих слишком знакомых и неожиданных объятий, нахлынули воспоминания — и о хорошем, и о плохом.

В шестнадцать лет она вздыхала по нему издали. В двадцать один полюбила без памяти и навсегда. Он был ее первым, ее единственным мужчиной.

Решительно поборов в себе соблазн продлить это прикосновение навечно, она оторвала голову от рубашки Люка и взглянула ему в лицо. Кажется, глаза у него стали еще зеленее. Как могла она забыть пронзительность этих глаз! А вокруг появились новые морщинки, и возле рта тоже — рта, который тогда, давным-давно, осыпал ее невозможно грешными поцелуями. Упоительно грешными.

Каштановые пряди спадали на лоб. Даром что это стройка, каски Люк не носил. А постричься бы ему не помешало. Он постарел. Но выглядит молодцом. Усталый. Но выглядит молодцом.

Было всего три часа пополудни, но на щеках и подбородке уже пробивалась колючая щетина. Ей вспомнилась опьяняющая грубость его кожи — руки так и чесались коснуться ее, провести пальцами по упрямой складке на подбородке, а потом насладиться мягкими, по контрасту, губами.

Не смей! Прекрати! Трезвость, которую в последнее время Хиллари воспитывала в себе, осадила распоясавшееся воображение. Черт знает что! Ведет себя словно какая-то сексуально озабоченная девица — уставилась во все глаза и мигает. Даже «здрасте» не сказала. И, продолжая размышлять в том же духе, она открыла рот и обронила с наигранной веселостью:

— Привет, радость моя! Еще помнишь меня?

Великолепный зачин, язвительно поздравила себя Хиллари. Кому бы пришло в голову, что она закончила юридическую школу третьей в выпуске… что вообще там училась… и даже относилась к более или менее головастым особям. По такой дурацкой реплике этого никак не скажешь.

Нет, не так она предполагала завязать с ним разговор. Но ведь еще меньше предполагала увязнуть в его объятиях!

— Тебя-то? Еще бы не помнить! — пробурчал Люк, явно не собираясь убирать руки с того места, где они оказались, — пониже талии у нее на спине.

Хиллари вся затрепетала. Его гортанный голос всегда на нее так действовал. Обидно сознавать, что он не утратил над ней своей власти. После стольких-то лет…

Смешно! Так она и будет стоять перед ним дура дурой? Нет, шалишь! Она женщина с характером. К тому же пришла сюда по делу. И важному.

Вернувшись после непродолжительного отсутствия в родной Ноксвилл, Хиллари обнаружила, что ( ее отец и отец Люка все еще раздувают ссору, начавшуюся добрых десять лет назад. Их вражда стала неистовой, и Хиллари не могла позволить себе остаться в стороне, ничего не предпринимая. Не в ее это привычках. Ей свойственно действовать. И вот она здесь.

— Мне нужно поговорить с тобой. Люк. — Сухость ее тона не вязалась с влажным апрельским днем и еще меньше с тем, что сейчас между ними происходило, — с поднявшимся в обоих желанием. — Может, войдешь со мной на минутку внутрь?

— Войду? Внутрь? — повторил он вязким, томным голосом.

В голове у нее молнией пронеслись бросающие в жар воспоминания — воспоминания о том, когда он владел не только ее сердцем, но и…

— В бытовку. Надо поговорить, — поспешно уточнила она, чуть шевельнувшись в его крепко сомкнутых руках. И от этого движения желание усилилось.

Она замерла. Он тоже.

Его зеленые глаза впились в нее. Пронзительность этого взгляда лишала сил. Словно Люк обладал способностью видеть ее насквозь, читать ее тайные мысли. Ох, если так, она здорово попалась — имея в виду, что это были за мысли!

А Люк улыбался медленной, довольной улыбкой, наслаждаясь тем, что снова обнимает Хиллари. Невооруженным глазом видно, что ей тоже хорошо в его руках. Лучше некуда. И ладные округлости ее ягодиц тоже в пределах его досягаемости. А грудь касается его груди, елозит по рубашке всякий раз, как Хиллари делает вздох.

Электрический ток. Желание. Неутоленная жажда. Люк все это чувствовал и, стоя столбом, рассматривал ее.

А посмотреть было на что: Хиллари стала еще красивее. Кожа по-прежнему нежная, словно фарфоровая, а глаза такой потрясающей синевы — люди думают, что она носит контактные линзы. А у нее просто «ирландские», как Люк их для себя определил, глаза.

К его величайшему удовольствию, она не обкорнала, хоть и не раз грозилась, свои густые черные волосы. Глянцевито переливаясь, они все так же буйной и непокорной массой падали ей на плечи. Это мое проклятие, бывало, сетовала Хиллари, пытаясь пригладить прическу. И мое истинное наслаждение, говаривал Люк, зарываясь лицом в великолепную гриву, когда они предавались любви.

— Много воды утекло с той поры, — произнес Люк медленно, мягко, мечтательно.

— Много. А теперь пора убрать лапы. Пусти!

— А куда ты спешишь?

Люк не без удовлетворения отметил, что ее Выразительное лицо вспыхнуло от гнева. Хиллари не умела скрывать своих чувств. В отличие от него.

Люк с малолетства научился искусству держать себя в руках. Проявлять чувства, по его мнению, настоящему мужчине не к лицу. Это его ослабляет. Делает уязвимым. Портит отношения с нужными людьми.

Он эту азбуку выучил еще в детстве. Познал на примере собственных родителей. В них чувства били ключом. И неудивительно, учитывая, что мать родилась на Сицилии, а отец ирландец.

Много лет подвергая себя и других нескончаемым эмоциональным взрывам, его «предки» шесть лет назад наконец развелись. Отец Люка пока не нашел себе другой пары, зато мать не упустила случая выйти замуж за степенного, уравновешенного бухгалтера и убыла с ним во Флориду.

Свадьбу сыграли, пока Хиллари не было в Ноксвилле. Много чего произошло, пока она отсутствовала, изучая право на Севере в каком-то дурацком юридическом колледже. Только одно осталось прежним. Он по-прежнему желал ее. Желал неистово, невыразимо.