Кейси Майклз - Мэгги нужно алиби

Все началось вполне невинно. Это же мечта — изучить большой мир, говорил он. Возможность выйти за рубежи, расширить горизонт, расправить крылья и все такое.

Я согласился, хотя он и не ждал моего согласия, и отправился вместе с ним, потому что… в общем, взял и отправился. Должен признаться, меня тоже кое-что интересовало, в том числе еда. Особенно еда.

Итак, мы освободились, или вышли, или как там еще говорят. Он думал, это пойдет на пользу. Сказал, вдруг научит чему-нибудь.

Скорее будет забавно и весело, предположил я.

Об убийстве никто и не помышлял…

Прямо напротив кресла Мэгги Келли из колонок по бокам стола в форме буквы U гремела рок-музыка.

«М-энд-М», разделенные по цветам и готовые к поеданию, выстроились справа от клавиатуры. Мэгги всегда начинала с красных, а синие оставляла напоследок.

Наполовину съеденный пирожок с корицей и сахаром венчал груду мусора в корзине под столом. Чуть подальше, слева, на кучу небрежно исписанных регистрационных карточек высыпался из коробки зефир. Упаковка диетических карамелек, каждая в обертке, — скорее робкая надежда, нежели поворотное откровение посреди супермаркета, — даже не открыта.

Стопка справочников на полу кренилась, будто Пизанская башня. Вокруг кресла валялись раскрытые книги, будто птицы со сломанными спинами.

На краю одной из полок над столом висела самоклейка с цитатой: «Классической называется книга, которую все хвалят, но никто не читает. Марк Твен».

Слева от клавиатуры стояли две пепельницы (сладости — справа, курево — слева, должен же быть хоть какой-то порядок в жизни). Одна пепельница предназначалась для горящих сигарет, другая — для окурков. Мэгги полагала, что одной непогашенной сигареты в груде бычков вполне достаточно для пожара. Сегодня пепельницы были переполнены, несмотря на то, что в одной валялся использованный никотиновый пластырь.

Музыка, бардак и сигаретный дым в комнате означали, что Мэгги Келли заканчивает работу над рукописью — последним детективным романом о Сен-Жюсте.

И в довершение картины посреди этого бедлама восседала сама Мэгги Келли в старых шортах, поношенной футболке и длинном темно-синем халате, который должен был валяться в корзине с грязным бельем еще неделю назад.

Тридцать один год. Короткие локоны медного оттенка с великолепным — и невероятно дорогим! — мелированием. Ирландские зеленые глаза. Дерзкий нос, большие круглые очки в роговой оправе. Пухлые губы, в которых болтается незажженная сигарета, растянуты в кривую злобную ухмылку. Типичная американская девчонка-сорванец… с комплексом неполноценности.

Такова на первый взгляд Мэгги Келли, квинтэссенция «преуспевающего писателя», автора бестселлеров из рейтинга «Нью-Йорк Таймс». Пять футов шесть дюймов роста и сто шестнадцать фунтов веса.

Выйди она из своей манхэттенской квартиры с пустым пластиковым стаканчиком в руках, минут через десять какой-нибудь жалостливый незнакомец кинул бы ей пять баксов.

Возле ее ног похрапывали два персидских кота. Черный Веллингтон и серо-белый монстр Наполеон, который оказался девочкой. Правда, обнаружилось это уже после того, как он получил имя, поэтому кот так и остался Наппи.

Мэгги затянулась, нахмурилась, поняв, что сигарета не зажжена, и порылась на столе в поисках розовой зажигалки «Бик». Она покупала одноразовые зажигалки, всегда по одной, и вечно клялась себе, что завяжет с курением и новая зажигалка не понадобится.

Она прикурила, зажмурив левый глаз от дыма, и продолжила размышлять. Через несколько секунд ее глаза сосредоточенно прикрылись, а пальцы забарабанили по клавишам, перегоняя друг друга.

Мэгги погрузилась в работу. Она могла еле ползать по главам, надрываться над «провисшими серединами», но развязка всегда обрушивалась на нее мгновенно. И чем быстрее Мэгги писала, тем сложнее становились ключевые моменты. Она даже начала приплясывать сидя, раскачиваясь под ритмичные хрипы «Аэросмита», и клавиатура подрагивала от напряжения.

Сен-Жюст, — строчила она, — чертовски сексуально прищурив голубой глаз, осмотрел стакан и медленно повернулся лицом к графу.

— Один из присутствующих точно знает, что произошло здесь в ту ночь, когда был убит Куигли. Давайте не будем скромничать, мы оба это знаем. — Он был невыносимо высокомерен и говорил, растягивая слова, так что невинные (особенно женщины) таяли от них, зато виновные страшно боялись.

Стоп. Глаза открыты. Абзац сохранен. Прочитан. Исправлена опечатка в слове «прищурив». Съедены две красных «М-энд-М». Хотя чего там, съеден весь красный ряд. Улыбка — началась следующая песня. Та же громкость, тот же ритм.

Мэгги стучала пятками по пластиковой перекладине кресла под «Пройди этот путь». Сегодня она допишет. Она справится с чем угодно. Она же писательница Мэгги Келли. И, черт побери, к полуночи она по-прежнему останется Мэгги Келли. Писатель продолжает писать.

— Для остальных собравшихся мой добрый друг мистер Болдер продемонстрирует все, что я объясню. Стерлинг, ты готов?

— Опять? Как всегда, я — труп. Не знаю почему, ну да ладно. — Стерлинг подошел к камину, где стоял Сен-Жюст.

— Замечательно. А теперь вспомним тот вечер, когда бедняга Куигли встретился с Творцом. Думаю, вот здесь, Стерлинг.

Стерлинг Болдер вздохнул, откинул фалды пальто и растянулся на полу, скрестив руки на внушительном животе.

— Итак, бедняга Куигли, его жизненные силы на исходе. Стерлинг, у тебя слишком цветущий вид. Если тебе нетрудно, изобрази отчаяние, осознай, что смерть неизбежна, но тем не менее ты хочешь сообщить всем, что за подлец это сделал. Прекрасно. А теперь нам нужен кто-то на роль убийцы. Милорд! Не будете ли вы столь любезны занять место рядом со Стерлингом? Представьте, что он на ногах. Поскольку он удобно устроился на полу, мы не станем его тревожить.

— Я? Почему я? Вы же не думаете, что… вы же не считаете… это полный абсурд! — Виконт отступал назад, пытаясь сохранить выправку, но от этого казался еще более жалким. В отчаянии он оглядел переполненную гостиную, выискивая союзников, но все смотрели на него серьезно. Осуждающе. — Что вы уставились? Я бы в жизни так не поступил. Он был моим ближайшим, лучшим другом!

— Неужели? Кто бы сомневался? Но вернемся к убийству. К счастью, ваш «лучший друг» нашел силы, умирая, собственной кровью сообщить нам, кто убил его. Итак, Стерлинг, изобрази, будто пишешь что-то на этом мраморном камине. Надо признаться, тебе удалось проникнуться духом сцены. Шивли! Подойдите, подойдите сюда. Ну, давайте же, притворитесь, что вы — тот, кто сделал этот смертельный выстрел.