Алиса Ковалевская - Спонсор

– Марина! – бросилась к сестре, с интересом рассматривающей красный, должно быть, жутко дорогой автомобиль, похожий на авто из старых американских фильмов. Сколько стоит такой, я даже думать боялась, а уж кто может сидеть за рулем …

Дверца вдруг открылась, и я инстинктивно заглянула в салон. Сердце подпрыгнуло к горлу и, пропустив несколько ударов, зашлось пуще прежнего.

– Садись, – на губах Рената играла циничная ухмылка. Небрежная поза, блеск перстня на указательном пальце… Уловив запах кедра, я рванула за капюшон подавшуюся было к дверце Маринку. Судорожно выдохнула и отпрянула на тротуар.

– Садись, Котёночек, – с нажимом повторил Ренат. Впился в меня непроницаемым взглядом, едва заметно кивнул – не милость, а приказ. – Я не съем тебя.

– Нет, – в панике мотнула головой.

Ренат Алиев… Он заставлял цепенеть от ощущения тревоги, приковывал к месту. Ухватив сестру за руку, я метнулась прочь. Меня трясло, было страшно, он пугал меня… Пугал в первую очередь своей властью, которая окутывала его. Власть, деньги… такие как он могут всё. Он может получить любую женщину, вот только на кой ему тогда сдалась я?!

– Я устала, – хныкала Марина, а я продолжала бежать вперед по тротуару, будто бы Ренат Алиев мог гнаться за мной. Как же… Когда до меня дошла вся тупость ситуации, я наконец остановилась и, тяжело дыша, выговорила:

– Скоро я уложу тебя в постель, Мариш, потерпи.

Кое-как наскребла нужную сумму и вызвала такси.

А через час я уже сидела у постели, пытаясь успокоить заходящуюся слезами сестру, голосящую, что она хочет домой, хочет к маме, и сама пыталась сдержаться, чтобы не завыть в тон ей. Как же я сама хотела к маме. Хотела в свою старую комнату, обклеенную плакатами балерин. Я думала, что жизнь моя наконец обретет настоящий смысл, я буду блистать на сцене, я буду танцевать лучшие партии в лучших спектаклях. А теперь я даже не знала, что ждет меня завтра.

Лиана

Утро мне тоже не принесло хороших вестей. Кому-то из живущих в общежитии слёзы Маришки не давали покоя, и на меня нажаловались. Пришедшая в комнату женщина-комендант осмотрела вначале меня, затем спрятавшуюся под одеялом Маришку, и сухо выдала:

– У нас тут не детский сад. Чтобы ребенка здесь не было, иначе вылетишь отсюда как пробка, – презрительно скривила некрасивое морщинистое лицо и молча вышла.

Делать было нечего, пришлось собирать Маринку и идти с ней на репетицию. Если сестра поспала хотя бы пару часов, я вторые сутки практически глаз не смыкала, валилась с ног, но понимала – пропущу репетицию, и кто-нибудь займет моё место. Нет в жизни балерины чего-то более важного, чем балет.

По дороге в театр позвонила маминому лечащему врачу, и он заверил, что жизни её ничто не угрожает, но снова напомнил про дорогостоящие лекарства. Мне нечего было ему сказать. Лишь то, что деньги обязательно найду. Найду…

Стоя перед огромным зданием театра, я сжимала хрупкую ладошку сестры и думала о том, что же делать. На мне была чёрная водолазка и старые джинсы – это единственное, что я нашла в гардеробе подходящего. Смерть так резко ворвалась в мою жизнь, что я не успела подготовиться. Эта мысль вызвала печальную усмешку. Подготовиться…

– А это что такое?

Как назло, в коридоре мы столкнулись с Ольгой Константиновной. Я едва в голос не застонала. Ну почему, почему мне так не везет?!

Художественный руководитель глянула на Маришку, потом на меня и вскинула тонкие брови в ожидании ответа.

– Ольга Константиновна, я… у нас… – не знала, как сказать ей, как просто сказать вслух о том, что произошло. В горле встал ком, на глаза навернулись слезы, подбородок задрожал, и я сделала над собой усилие, чтобы не всхлипнуть. Я с детства терпела такую адскую физическую боль, так неужели не справлюсь с болью душевной?! – У нас случилось несчастье, пожар, мама в реанимации, сестру не с кем оставить…

– Ты же понимаешь, что это не мои проблемы? – ответила Ольга Константиновна, но в глазах её промелькнуло сожаление, и она тут же добавила, вздохнув и снова глянув на притихшую Маришку: – Один день, Лиана. Только, пожалуйста, сделай так, чтобы твоя сестра не мешалась под ногами. У нас тут не благотворительная организация.

– Спасибо, – слабо улыбнулась я.

Один день. Хорошо. А дальше я что-нибудь придумаю.

– Зайди ко мне после репетиции.

– Хорошо, – кивнула я и поспешила убраться с её глаз.

– Кто эта тётя? – спросила Марина. Мы зашли в гримерку, я усадила сестру на свой стул. Стянула с неё куртку и повесила на вешалку у двери.

– Тётя – руководитель этого театра.

– Она злая, – сообщила Маришка, наблюдая за тем, как я пытаюсь стащить с запутавшихся волос резинку.

– Просто строгая, – с силой дёрнула, резинка-таки поддалась, и волосы рассыпались по плечам. Я всегда гордилась своими доходящими до поясницы, густыми волосами. Тяжёлые, на свету они блестели, как золото, и мне нередко делали комплименты. А ещё… Ещё они очень нравились Пашке… Я посмотрела на себя сквозь зеркало и потёрла лицо руками. Не представляла, как сегодня выдержу репетицию. Я должна начать зарабатывать. А для этого мне нужно участвовать в как можно большем количестве спектаклей. Вот только… Я понимала, – этого всё равно не хватит даже на то, чтобы снять жильё.

– Мариш, – повернулась и присела перед сестрой на корточки, глянула снизу-вверх. – Я сейчас уйду на репетицию, а ты побудь, пожалуйста, здесь, хорошо?

– Одна? – нахмурилась она. Для своих семи лет она была умненькой девочкой, но всё-таки оставалась ребенком. Ребенком, который чуть не умер при пожаре. Ей было страшно оставаться одной, я это понимала. Но…

– Да, одна.

– Я не хочу одна, – захныкала было Марина и попыталась встать с кресла, но я её остановила. Надавив на плечи, строго, насколько умела, выговорила:

– Ты должна, Мариш. Мы с тобой в очень тяжёлой ситуации, и мне нужно работать, чтобы я смогла помочь маме. А ты должна помочь мне.

– Помочь тебе?

– Да, – кивнула, поглаживая сестру по волосам. – Ты должна посидеть тут.

– А потом ты купишь мне мороженое?

Мороженое…

– Куплю, – улыбнулась я и, встав, начала переодеваться.

Репетиция снова давалась мне с трудом. Балетмейстер, Иван, молчал, но я и без слов понимала, что косячу. Такими темпами место примы мне не видать, как своих ушей. Из кордебалета бы не вылететь… Но это было выше моих сил. Стоило подумать о Пашке, к глазам подкатывали слезы. А не думать о нём я не могла. Как не могла не думать о маме и о сестрёнке. Это сбивало, мешало, не давало сконцентрироваться на танце.

По окончании показавшейся мне как никогда долгой репетиции я отправилась к Ольге Константиновне в кабинет. Предварительно заглянула в гримерку. Жанна, делившая её со мной, пообещала, что присмотрит за Маришкой, пока меня не будет.