Дарья Шмидт - Знак ответа. Часть 1

И тут встрял Илья.

– Вы тиран, Анатолий Аркадьевич. – с нарочитой грустью в глазах бросил обвинение в адрес начальства и простонал: – Завтра же суббота…

– Ой да! – взвился Левин. – Что-то не нравится? Говорят, что тебя по вечерам из конюшни и пинками не выгонишь, а сейчас из-за лишнего часа работы разоряться будешь? Можешь выйти завтра на час раньше или же в понедельник задержаться, но тогда ты не шашни с Лисицей будешь водить, а работать до самого закрытия. После того как повесят замок на ворота, тебя к ней никто не пустит, сам знаешь. Так что выбирай.

Вот вроде, когда работодатель по делу читает нотации подчиненному, тот должен виновато опустить глаза и, ковыряя носком ботинка дырку в полу, послушно поддакивать. Так оно обычно и происходит, но Ларионов Илья не входил в число образцовых штатных рабочих. Пока Анатолий Аркадьевич излагал свою речь, парень, засунув руки в карманы, улыбался до ушей.

А Вероника смотрела на это и тихо негодовала.

– Ладно, уговорили, хоть этого и не требовалось. – парень самым наглым образом рассмеялся.

Мужчина красноречиво сплюнул, бросил на него короткий, раздраженный взгляд и развернул лошадь.

Ника тут же спохватилась, на какое-то время забыв о том безобразии, что творил ее друг, и поспешила задать вопрос, пока Товарищ начальник их не покинул.

– Простите, а как его зовут?

– Кого? – в голос отозвались оба мужчины, окатив ее волной пристального внимания.

Девушка сжалась, переводя взгляд с одного на другого, и, заикаясь, ответила:

– К-коня…

– Инфант. – резко бросил Левин напоследок и припустил того в галопе.

Картина была потрясающей: глубокая, темная синева ночи, благодаря которой все вокруг было погружено в забытие, луна успокаивала своим холодным, но в то же время романтичным сиянием, а легкий ветерок, гуляющий меж ветвей, будто убаюкивал. Этому умиротворению наперерез мчался буйный, пышущий жаром черный скакун, от красы и грации которого дыхание замирало.

Вероника мечтательно вздохнула и тихо пропела себе поднос:

– От такого фриза и я бы не отказалась.

Она смотрела им вслед до тех пор, пока те не скрылись в том же перелеске, откуда прибыли.

И тут у ее уха прозвучало:

– Мечтать не вре-едно-о! – то было сказано шепотом, а потом уже громче: – Пр-рошу! – молодой человек повернулся вокруг своей оси с двумя полными бокалами в руках и, приклонив колено, протянул один из них Веронике.

Она улыбнулась, приняла сосуд с жидкостью и сказала:

– Знаешь, а он ведь прав, из тебя бы действительно вышел замечательный шут. Твои остроумные шутки на славу повеселили бы умных и довели до белого каления дураков. Ты порой шутишь насчет таких вещей… Заговори о них кто другой, ему бы не сошло это с рук, а с тебя, как с гуся вода! И как у тебя это получается? А еще… – нахмурив брови она возмутилась: – У тебя совсем совести нет? Разве дозволено так общаться с начальством? Не понимаю… как он тебя терпит? Я бы уволила такого наглого работника незамедлительно.

Илья стоял молча, внимая каждому слову, и снова, и снова очерчивал подушечкой большого пальца ободок своего бокала.

«Если ты мудр, не противоречь богачу, ребенку, старику…»

Бубнил он себе под нос, не моргая глядя куда-то перед собой, пока подруга разглагольствовала.

– Эй! – окликнула его Ника. – С кем ты там разговариваешь? Ты… обиделся что ли?

– А? – очнулся парень. – Не-ет, просто думал, что ты еще не закончила, ждал продолжения. – улыбка вновь обласкала его губы. – Ничего не имею против шутов, но я не шут. Я, скорее, театрал.

На него махнули рукой.

– Не велика разница, и те, и другие прячутся за масками. А чего ты там бубнил себе под нос?

– Да себя поучал. Есть такой древний афоризм…

Хохотнул и процитировал:

«Если ты мудр, не противоречь богачу, правителю, ребенку, старику, аскету, мудрецу, женщине, дураку и учителю»*

– Из чего выходит, если применить эту мудрость к моему недавнему поведению, что я далеко не мудр. Вот. А что касается начальства… – встрепенулся и уставился на Нику взглядом полным непонимания. – Ты чего его защищаешь? Он же просто деспот! Постоянно треплет нервы всем подряд. Даже детям грубит. А я так, пошутил.

– Да какой бы он ни был, он человек и твой начальник. Ты обязан проявлять к нему уважение, особенно в присутствии других людей.

Это прозвучало довольно эмоционально. Ника сама от себя не ожидала, что подобное обращение с человеком, совершенно ей на знакомым, может так ее разозлить. Она прокашлялась и задала вопрос уже более спокойным тоном.

– А он со всеми так груб или только с подчиненными?

– По крайней мере в моем присутствии исключений не было.

– Его деспотизму должно быть логическое объяснение. У всего есть свой знак ответа! – убежденно произнесла девушка и проследовала к лавочке.

Друг проводил ее задумчивым взглядом. Какая-то мысль пронеслась в его голове в тот момент – он улыбнулся, развернулся и пошел следом. Остановился, поставил бокал, взял в руки гитару и, присев перед Вероникой на корточки, попросил:

– Спой мне, пожалуйста.

Вероника медленно, почти что лениво, перевела взгляд на собеседника и внутренне просияла, с наслаждением созерцая удивительно красивые, четкие, мужественные черты лица. Когда поняла, что мысли начали убегать куда-то далеко-далеко, где все так сладко и желанно, но все же лишь в воображении, то сразу переключилась на беседу.

– Знаешь… за время нашего знакомства я тебе перепела все песни из своего репертуара. Новых не учила.

Молодой человек поднялся, буквально всунул ей в руки инструмент и сопроводил свои действия словами:

– Ну так тебя же никто и не просит каждый день зубрить по новой песне. Было б так, то другим бы ничего не осталось.

Последовало несколько секунд абсолютной тишины, а после он негромко запел.

«Здравствуй, ночь!

Я так хотел с тобою встретиться, ночь.

На небе звезды и немного луны.

Я ждал, я не ложился спать…»

Присел рядом с девушкой, которая, отворачиваясь, прятала скромную улыбку и пунцовые щеки, и допел:

«… я увидел тебя!«**

Он легко пихнул ее плечом в плечо, призывая присоединиться.

– Ну же!

Ника заставила исчезнуть с лица тени блаженства и счастья, обернулась к певцу и, с легким осуждением в глазах, возразила его веселью:

– Вообще-то эта песня печальная, а ты кокетничаешь.

Но все же медленный, негромкий перебор ненавязчиво вплелся в густую сеть тишины, рождая приятный, знакомый мотив.

– Бери второй голос, – прошептала Ника, медленно уплывая по волнам красивой мелодии.

Илья принялся отбивать такт по коленке и затянул песню с самого начала. Вероника подхватила на втором куплете.