Лина Манило - Босс моего бывшего

Не понимает, что доводит меня до исступления своим рассказом. Всё сильнее провоцирует во мне желание убить Леонида. За то, что сунулся к ней. Что не услышал слова “нет”, что имеет право силой доказывать своё превосходство над женщиной.

Наверное, у него тоже была истерика. Не каждый мужик умеет справляться с отказами. Но всему есть границы.

Варя всхлипывает и допивает коньяк. Закончив тяжёлый рассказ, она кажется опустошённой, выпотрошенной. Её прекрасные, самые красивые в мире глаза слипаются. Варвара усыпает, а я присаживаюсь на диван рядом с ней и укладываю голову себе на грудь, обнимаю почти дружески. Только рука никак не хочет касаться только плеча – всё время норовит соскользнуть ниже, коснуться талии или бедра.

– Уезжай, Дима. Тебя, наверное, ждут, – просит сквозь сон, а я целую её во влажный от пота висок.

– Я сам разберусь, куда мне ехать и кто меня ждёт. А теперь молчи и засыпай.

Она снова слушается, внезапно покорная. Несколько минут проходит, пока её дыхание выравнивается, становится размеренным и глубоким. Я укладываю Варю на диван, накрываю пледом, и как последний идиот, сижу на полу ещё несколько часов, просто наблюдая. Смотрю, иногда касаясь волос, вытираю своим платком с высокого лба испарину. В какой-то момент она ловит мою руку и, что-то бормоча под нос, укладывает её себе под щёку. Смешно причмокивает, хмурит брови, гоняя во сне призраков.

Варя спит беспокойно, ворочается и всё крепче держится за мою руку. В какой-то момент даже больно становится, но это приятное ощущение.

Только на рассвете я оставляю её, укрытую пледом и наконец успокоившуюся. Перед уходом целую её в висок. Я покидаю квартиру, ни разу не обернувшись, потому что знаю: стоит ещё хоть раз посмотреть на неё, спящую, не смогу уйти.

Но мне нужно уходить, потому что меня действительно ждёт жена… она всегда меня ждёт, чтобы выломать остатки моей психики, планомерно, кирпичик за кирпичиком разрушая всё хорошее, что когда-то было между нами. Уничтожая остатки любви.

– На сегодня можете быть свободны.

Взмахнув рукой, отпускаю охрану. Все, кроме Валеры, уезжают домой, пользуясь редкой возможностью отдохнуть хотя бы несколько часов.

Валера задерживается рядом, изо всех сил изображая, что совсем не устал и вообще Железный человек по сравнению с ним – унылый первоклашка.

– Он больше не сунется?

Валера молча качает головой. Он вообще неразговорчивый, мой верный оруженосец, но за годы совместной работы мы научились понимать друг друга без слов. Но, несмотря на это, я должен уточнить:

– Ты не замарался?

– Ни в коем случае. Психологическое давление с такими работает лучше.

– Я в тебе не сомневался, – хлопаю его по плечу. – Завтра отдохни, Юра тебя заменит.

Валера кивает и, не говоря больше ни слова, уезжает.

На меня работать сложно. Я никому не даю спуску, а себя больше других контролирую, не позволяя чему-то вмешиваться в свои планы и стоять на пути у глобальных целей.

Жаль, что в личной жизни всё намного сложнее.

Не дойдя несколько метров до входной двери, останавливаюсь и закуриваю. Горький дым снова напоминает о моей слабости. Что говорить о сопротивлении соблазну в виде хрупкой Вари, если даже курить не могу бросить? Да и вообще… много чего в этой жизни не получается оставить за спиной.

Я смотрю на собственную тень на тротуарной плитке, усмехаюсь ей, будто она живая, из плоти и крови состоит:

– Что, приятель? На словах ты Лев Толстой, а на деле? – тень повторяет мои движения, странно вытягиваясь ввысь, становясь длинной и угловатой.

Таким я был в юности. Тощий долговязый мальчишка, который рос быстрее, чем родители успевали покупать одежду по размеру. Тогда ничего не было, кроме амбиций и непробиваемой уверенности в собственных силах. В меня мало кто верил, кроме мамы и Стаса, но этого хватило, чтобы добиться того, что имею. Потом и кровью, через чужую боль, ненависть и шишки. Ошибок было много, но победителей не судят, да?

От мыслей о Стасе неприятно ёкает сердце. Ненавижу узнавать чьи-то секреты и влезать в корзины с грязным бельём, но и молчать… как молчать, когда лучшему другу наставляют рога? В отличие от меня, Стас искренне счастлив в своём браке, жену любит, жить без неё не может. Гадство… будь он кобелём, всё было бы проще, но он же верный и примерный – этим очень Варю напоминает.

Рассматриваю дом, вглядываюсь в окно супружеской спальни, в которой давно уже не живёт любовь, а постель с одной стороны всегда пуста и холодна. Там, за стеклом, горит тусклый свет, но мне не хочется на него лететь.

Однажды возвращение домой превратилось в наказание. Каторга, на которую мы с Юлей сами себя обрекли и только мучаем друг друга иллюзией семьи.

Стоит переступить порог, меня окутывает стылая тишина – будто в склеп попал. Щёлкаю выключателем, загорается десяток потолочных светильников, выставляя напоказ стерильную чистоту словно бы нежилого помещения.

Шорох одежды, звук торопливых шагов, и в холл выбегает Надежда, наша экономка. В этом доме работают только проверенные годами люди, на которых можно положиться – они умеют хранить секреты.

– Дмитрий Николаевич, Юлия Евгеньевна с утра из комнаты не выходила, – Надя по-настоящему встревожена, а я бросаю пиджак на банкетку и устало прикрываю глаза.

– Снова плачет?

Надя пожимает плечами, отводя взгляд.

– Владлен Филиппович приходил днём, просил вас с ним связаться.

Владлен – личный психоаналитик моей жены. Помогает ей справиться со своими демонами, но без особых успехов.

– Хорошо, Надежда, можешь идти отдыхать.

Хватит на сегодня – она уже выполнила все свои обязанности. И, зная мою жену, даже сверх положенного.

Не знаю, что держит Надежду в этом дурдоме. Возможно, преданность нашей семье, а может быть, щедрая зарплата и премии – денег я не жалею. Но понял бы, захоти она сбежать. Понял и не осудил. Мне самому с каждым днём всё труднее возвращаться, а в последние полгода вовсе невыносимо.

Юля встречает меня на площадке второго этажа. Как всегда безупречно красивая, бледная, в струящемся по телу светлом платье. О том, что она рыдала, несложно догадаться по припухшим красным векам и лихорадочному румянцу на высоких скулах.

От неё пахнет алкоголем – добрая традиция последних лет, хотя Юля в упор не хочет признавать, что медленно, но уверенно спивается. Ей кажется, что если она будет вливать в себя не деревенский самогон или дешёвую водку, а элитный коньяк и вина с юга Франции, то её печень не откажет. Наивная.

– Дима, ты пришёл, – её слова звучат, как обвинение во всех смертных грехах. Пухлые, благодаря косметологии, губы кривятся в брезгливой усмешке, а под бледной тонкой кожей выделяется жилка на виске. – Уже не верилось, что увижу тебя сегодня.