Николь Келлер - Дочь врага

– Я люблю тебя, Матвей, – улыбаясь, Лена привстает на носочки и тянется для поцелуя. Приобнимаю ее, желая коснуться сладких и манящих губ, и чувствую, что моя ладонь тонет в чем- то липком. Подношу к глазам. Кровь. В ужасе перевожу взгляд на любимую.

– Матвей…Спаси меня…– шепчет она, и ее живот стремительно окрашивается алым, а лицо становится белее простыни.

– Лена! Лена! Смотри на меня!

– Спаси меня…спаси…Матвей…

И моя жена тает на глазах, оставляя лишь меня, потерянного и разбитого, по локоть в ее крови.

– Ты не смог…Не смог меня спасти…– слышится обреченное и грустное сверху…

И я просыпаюсь. Всегда просыпаюсь на этом моменте. Вот уже пять лет. Каждую ночь мне снится моя любимая женщина, которая умерла у меня на руках по моей вине, а я не смог ее спасти. Ее и нашу не рождённую дочь, появления которой мы ждали всей нашей небольшой семьей.

Сердце бешено колотится, я весь покрылся липким потом от страха, а простыни подо мной можно отжимать. Встаю с кровати и подхожу к окну, распахивая его настежь.

И опять пустота пульсом бьет у виска…

Да, именно так. Я давно ничего не ощущаю внутри себя, кроме этого разрушающего чувства. Пустота. Она убила меня, оставив только оболочку, вынужденную существовать.

Прикрыв глаза, глубоко вдыхаю воздух, пропитанный озоном. Это начало моего ритуала, который я провожу каждую ночь. Малейшее отклонение – и я срываюсь. Бессонница, которой я страдаю последние пять лет, или как ее называют странным словом «инсомния» – самое безобидное, что происходит со мной. Но все мои психологи, которых я посетил за эти годы, утверждают, что все мои проблемы идут с головы и основаны на глубоком чувстве вины. А какие чувства я должен испытывать, если моя жена, женщина, которую я любил больше этой жизни, которой дышал, прикрыла меня собой, пожертвовав жизнью?! Ведь это я должен был ее защищать, оберегать от всего этого дерьма! Должен был не допустить, чтобы оно ворвалось в нашу жизнь! Я обещал! Клялся!! Ведь это все произошло из-за моей работы, бизнеса. Желания контролировать все и заработать еще больше денег. Денег, которые сейчас лежат на счетах и никогда не принесут мне радости. Если бы это помогло мне вернуть Лену, я сжег бы все дотла…

Сегодня тот самый день, который был прожит тысячи раз, и вгрызается холодом в душу. Он душит меня, лишает дыхания и возможности жить дальше. Но, к сожалению, Лена не оставила мне выбора.

Дождь стоит стеной. Пять лет назад я терпеть не мог пасмурную погоду. А сейчас это стало моим спасением. Ведь бегущие потоки воды могут смыть прожитый день, воспоминания, в них можно скрыть слезы, на которые ты не имеешь права…

Выхожу из комнаты, желая выйти на веранду, но по пути заглядываю в комнату к сыну – маленькому человечку, ради которого я терплю все страдания. Ради которого дышу и существую. Мой сын – мой якорь на этом свете. Тот, из-за которого я не имею права сдаться.

Егор сладко сопит, прижав к груди медвежонка Тедди. Он не расстается с ним с тех пор, как его подарила ему Лена на второй день рождения. Это единственное, что напоминает ему и связывает с матерью.

Поправляю сползшее на пол одеяло, целую в пухлую щечку и выхожу из комнаты, сбегая по лестнице на первый этаж.

На веранде занимаю свое «рабочее» кресло из ротанга, вытянув блаженно ноги, и некоторое время просто смотрю на то, как природа плачет вместе со мной.

Беру с низкого журнального столика ноутбук и открываю аналитические сводки. Так проходит моя каждая ночь: я просыпаюсь от кошмара, выхожу на улицу и сажусь за работу. Нет, я не трудоголик, просто в моей жизни не осталось никакого смысла, кроме сына и работы. Работа – то, что помогает мне отвлечься от обвиняющих и грустных глаз жены, от ее умоляющей просьбе спасти.

Зажмуриваюсь, отгоняя посторонние мысли, встаю со своего излюбленного места и бреду на кухню, сделать кофе. Завтра Марина Владимировна, моя незаменимая помощница по дому, будет недовольна: она пытается заботиться обо мне и следить за режимом питания, и очень не одобряет мои ночные «дежурства», как она называет мою бессонницу.

– Угробите все здоровье, Матвей Михайлович, – ворчит наутро Марина Владимировна, собирая многочисленные грязные чашки с журнального столика.

– И вам доброе утро, – усмехаюсь, не отрываясь от монитора ноутбука.

– Вас там, кстати, уже ожидают, – произносит, недовольно поджав губы.

– Кто? – хмурюсь, потому что никого сегодня не жду. Я в принципе никого и никогда не жду и не зову в свой дом. Это правило номер один – нет посторонним в моей берлоге. В первую очередь из соображений безопасности: после трагедии с Леной я стал параноиком. Потому что если что-то случится с сыном…меня просто не станет.

– Очередной репетитор для Егора. Вы сами назначали собеседование на девять.

Потираю ладонями лицо, разгоняя усталость. Черт, совсем вылетело из головы. Кажется, мой режим начинает сказываться.

– Марина Владимировна, проводите девушку в мой кабинет. Я буду через пять минут.

– Я бы такую…девушку на порог не пустила, не то что в дом, – ехидно произносит домработница, но все-таки направляясь к видеофону, чтобы отдать распоряжение пропустить.

– Почему?

– Сами увидите. Уверена, она не отнимет у вас много времени.

Ровно через пять минут вхожу в кабинет и застываю на месте. Теперь я понимаю, что имела в виду Марина Владимировна. Но все же она ошиблась…

У окна спиной ко мне стояла, обняв себя руками, очень необычная девушка. Невысокого роста, хрупкая, как тростинка, в простом белом платье она напоминала какого-то сказочного персонажа. Но не это выделяло ее среди массы других. У нее были длинные, до пояса волосы…нежного лавандового цвета.

– У вас очень красивый сад, – не поворачиваясь, продолжая смотреть в окно, произносит незнакомка. Интересный кадр. Я слегка удивлен и сбит с толку, и мне ничего не остается, как подойти и встать рядом, потому что я не привык общаться со спиной. – Но он неживой. Чувствуется уход, забота, но тут больше говорит за себя шаблонность, – продолжает тем временем девушка, чем повергает меня в шок.

Садом действительно занимается работник. Лена обожала садоводство, сама пересаживая и ухаживая за цветами, которых было великое множество самых разнообразных сортов.

После ее смерти я очень старался поддерживать единственное, что напоминало мне о любимой женщине. Но не смог. Я и это разрушил, точно также, как наши жизни.

В одну из ночей, после очередного кошмара, я не выдержал и, облив все бензином, сжег дотла. Я смотрел, как языки пламени уничтожают одну из последних нитей, что связывала меня с Леной, сгорая заживо в этом пламени вместе с мини-садом. А наутро, одев броню для окружающих, и похоронив себя заживо в своей боли, нанял садовника, чтобы разбил новый цветник. Но он сказал, что на пепелище уже ничего не будет расти, все умерло. Прямо как в моей душе. И так появилась новая альпийская горка, на которую мы сейчас и смотрели с незнакомкой.