Марина Кельберер - Утопленница и игрок

Бинтовала, перетягивала ногу. Делала ему осторожный массаж – так и там, где нужно, втирала мази, сгибала и разгибала – «разрабатывала» – руки и ноги, давала таблетки – все строго по «схеме лечения», составленной дедом-хирургом.

Кормила и поила с ложечки – как положено. Стирала-перестирывала, не переставая, его постельное белье – оно постоянно противно закапывалось нехорошими брызгами и было все в жирных пятнах от мази.

И даже брила – очень неумело, несколько раз зверски его порезав – тот терпел.

… Такая вот «мать Тереза»… т. е. «мать Мария».

У нее минуты свободной не было. «Выхаживание», да еще и в сельских условиях, без городских удобств оказалось делом очень хлопотным.

Маня, громко топая, носилась из комнат на веранду и обратно, на участок – за водой, выносить и мыть «горшки».

… Туда-сюда, сюда-туда…

В местной аптеке не оказалось одной важной мази и одного лекарства.

К Верке Мане не хотелось обращаться, чтобы не привлекать внимание. Та всего пару раз ненавязчиво звонила и интересовалась как дела. Маня ее неизменно благодарила.

– Ну, как твой, – спрашивала Верка, – идет на поправку?

– Спасибо, Вер. Все нормально. Скоро бегать будет. Все хорошо. Он отдыхает уже просто.

– Помочь чем, Мань? Принести, привезти?

– Да нет, Вер. Спасибо. Все есть. Говорю – он практически уже в порядке.

– Да, – философски замечала Верка, – на них все как на собаках заживает – особенно после загулов.

– А я о чем, Вер. Спасибо. Пока, Вер. Побегу. Зовет чего-то…

– Беги, беги, – весело говорила Верка, – они долго ждать не любят. Нетерпеливые очень. Счастливо, Мань.

– Пока. Звони, Вер.

И Маня с облегчением отключалась. Хотя Верка была славная.

Просто Маню по-прежнему тяготило любое общение.

Выручила добрая аптекарша со станции. Недостающие препараты она предложила заказать через нее – «аптечная» машина два раза в неделю ездила в Москву за товаром. Кстати, от идеи насчет памперсов для взрослых, которые опять же аптекарша взялась доставить из города, Маня отказалась из-за запредельной цены, просто купила «утку», но почему-то у Леши с ней ничего не получалось.

Маня ни разу не ходила за эту неделю на пруд, купаться – было не до того.

Всегдашняя ее боль, ржавым гвоздем саднящая душу, терзала Маню не так сильно – несколько отступила. Приглушилась.

Факт известный: лучшее средство от душевной муки – вынужденная забота о ком-то. Да еще такая тяжелая забота, стрессовая.

И Маня неутомимо лечила и обслуживала этого неизвестного ей «Лешу», чужого мужика, которого зачем-то подобрала в жалком виде в лесочке.

… Спряталась за незадачливого Лешу от… своих проблем, и вся ушла в кипучую деятельность, выматываясь до предела .

… С бездомной собачкой было бы проще, ей Богу!..

Но эффект был на лицо – суточную дозу своего лекарства Маня сократила, сведя до минимума – по одной капсуле на ночь.

Самое страшное время – вечер. «Жаба» оживала и начинала тяжело поворачиваться в груди – душить.

Маня немедленно глотала таблетку. Переждав какое-то время, усаживалась перед Notebookом и принималась за сказку.

Обычно «мужик» к тому времени был уже полностью обслужен. Обработанный и пролеченный, чистый и ухоженный, на чистом белье, он умиротворенно засыпал в маленькой комнате.

… Была еще одна, тайная причина, по которой Маня уцепилась за этого «мужика», столь рьяно взявшись его «спасать». Причину эту Маня скрывала сама от себя и никогда ясно себе не формулировала, предпочитая держать ее в подсознании и не пускать наружу.

Почти бессознательно Маня надеялась заслужить у Бога «индульгенцию».

… Вот она сейчас отработает, сделает доброе дело и… Может скостят ей небесные силы.

За тот страшный грех, который она совершит в сентябре.

Когда «мужика» уже и след простынет, и все связанное с ним, вся эта временная суматоха, уйдет вместе с ним, канет в небытие…

А Маня останется – один на один со своей, сжигающей ее изнутри, лютой пыткой, сейчас, правда, тлеющей слабыми угольками – не так сильно… под давлением случайных обстоятельств.

… Один из самых страшных грехов.

Смертный грех – грех самоубийства.

Произошла удивительная вещь.

Первые пять дней «больной» практически был неподвижен – любое движение вызывало острую боль. И все эти пять дней, самых сложных, когда Маня «писала» его, «какала» и вытирала ему зад, бинтовала и перетягивала, массировала, растирала и протирала – он молчал.

«Мужик» замолчал внезапно, после первого дела «по малой нужде», осуществленного с помощью Мани.

Больше не наглел и не хамил. Вообще не говорил.

Молчал.

Только иногда – сквозь зубы – и то строго по делу.

Самая длинная его фраза за пять дней – про деньги. И сказана была непосредственно перед тем, как Маня отправилась в первый раз на станцию за лекарствами.

Дело было так.

– Деньги свои трать – не жмотись. Не экономь. Все верну – не бойся, – холодным сипом цедил «мужик». Считай взаймы у тебя беру. Под хороший процент – тебе такой и не снился. Не пожалеешь. Бабло не проблема. Это сейчас я пустой.

– И голый, – попыталась Маня разрядить обстановку и приободрить «пациента». – Только крест на шее.

Не получилось.

Тот, прежде хамоватый и балагуристый – шутку не поддержал.

– В точку. В данный момент – «голый». Раздели, суки. Бумажник тиснули – кредитки… и налом чуток было, – счел он нужным поделился, как-то по блатному, презрительно оттопырив губы, и бесцеремонным до брезгливого взглядом стрельнул по окружающей его убогой обстановке, прихватив глазами и Маню как часть антуража, – тебе б на год хватило. Часы, и те сняли, – скривился он и грубо выматерился. – Rolex. Потому и сняли. И мобилу куда-то… Короче, бабки будут. Бери все, что нужно. Под 1000 % – у тебя кредитуюсь. Наваришь на мне – реально. Не сомневайся. Все будет. Поняла?

– Я…

– Поняла, спрашиваю?!

– Да.

Мане все-таки хотелось поддержать «больного», чье «причинное» место она только что собственными руками направляла в старый бидон с отчаянной решимостью – деваться ей было некуда. Ему тоже.

… Вот он и разозлился, и от унижения – так жестко и холодно с ней… все ж понятно.

– Леша, Вы относитесь ко мне как «медсестре» или «нянечке» в больнице… Здесь, конечно, не больница, но… так и Вам и мне будет проще. И вообще – смотрите на все полегче.

И Маня улыбнулась ему отчасти деланной «дружеской» улыбкой.

– Все. Иди, – отпустил тот ее холодно-неприязненно, проигнорировав ее тираду. – Бритву не забудь, – сухо велел он и сомкнул ресницы, длинными тенями упавшие на скулы.

… Бандит, скорей всего, по деловому спокойно решила Маня, выйдя после этого «базара» на веранду и задумчиво уставившись в окно. Прикончит он меня, факт, когда будет уходить, правильно я тогда подумала. «Уберет» – свидетели долго не живут.