Даниэла Стил - Большие перемены

– У тебя усталый вид, – заметила Джессика.

– Я действительно совершенно вымоталась.

– Во сколько ты завтра уезжаешь?

Девочки привыкли к ее творческим командировкам, да и Ракель им спуску не давала.

– Я должна выехать не позже половины седьмого. Наш рейс в девять, но мне еще надо встретить телевизионщиков у дома Джонсов.

Обе девочки состроили сочувствующие гримасы, и Мел улыбнулась:

– Не всегда моя работа так романтична, как кажется, да?

– Можешь не уточнять, – вздохнула Вал.

Обе девочки знали, какой тяжелой, а порой и опасной, была ее работа: приходилось снимать и в морозы, и под проливным дождем в далеких джунглях, не говоря уже о политических акциях и других происшествиях, пострашнее. Они уважали ее за это, но ни в коем случае не завидовали и не стремилась к такой карьере.

После ужина Мел поднялась сразу к себе, уложила сумку для поездки на Западное побережье и рано легла спать, но как только выключила свет, позвонил Грант и поинтересовался, помог ли ей список докторов.

– Никто из них не пожелал в этом участвовать, но справочный отдел дал мне номер телефона Питера Галлама. Я позвонила ему в Лос-Анджелес, и мы летим туда завтра утром.

– Кто «мы», ты и ребенок? – удивился Грант.

– Нет, еще ее мать, медсестра, телевизионная бригада.

– Вы что, решили из операции устроить цирк?

– Вот то же самое мне сказал Питер Галлам.

– Тем более удивительно, что он согласился в этом участвовать.

– На своих условиях.

– И каких же? В рекламе он не нуждается. Он разрешил вести съемку операции?

– В том-то и дело, нет, но пообещал потом дать мне интервью. Как знать: может, он передумает, когда мы окажемся там…

– Сомневаюсь, но все же позвони мне, детка, когда вернешься, и постарайся ни во что не ввязываться.

Это было его обычное предупреждение, и она улыбнулась, выключая свет.

А в Лос-Анджелесе Питеру Галламу было не до улыбок: у Салли Блок началось обширное отторжение донорского сердца, и через час она впала в глубокую кому. Он почти не отходил от нее до полуночи, лишь на несколько минут покидая палату, чтобы поговорить с ее матерью, и в конце концов разрешил убитой горем женщине посидеть у постели Салли. Отказывать ей в этом уже не было оснований. Опасение занести инфекцию больше не имело смысла, и в час ночи Салли Блок скончалась, не приходя в сознание и не увидев в последний раз свою мать и врача, которому так доверяла. Питер Галлам подписал свидетельство о смерти и, убитый горем, поехал домой. Там, в своем кабинете, он долго сидел в полной темноте, думая о Салли, об Анне и о других, подобных им. От бессилия руки его сжимались в кулаки, по лицу ходили желваки. Многие часы спустя, ощущая смертельную усталость, он медленно поднялся в свою спальню, закрыл дверь и молча, опустившись на кровать, прошептал:

– Простите меня… – И тогда пришли слезы. Он не знал, у кого просил прощения: просто лежал в темноте и страдал от того, что ничего не смог сделать и в этот раз… И тогда вдруг вспомнил о Патти Лу. Вот он, повод, попытаться еще раз. И в глубине души опять шевельнулась надежда.

Патти Лу со всеми сопровождающими удобно устроились в отдельном салоне первого класса на борту самолета, вылетевшего из аэропорта Кеннеди, и Мел молила Бога, чтобы она благополучно перенесла перелет, потому что в Лос-Анджелесе девочка уже окажется в опытных руках доктора Питера Галлама.

Волновалась она напрасно. Полет прошел в штатном режиме, без осложнений, а в Лос-Анджелесе их уже ждали медики и машина «Скорой помощи». Патти Лу с матерью сразу же отвезли в Центральную городскую больницу. По предварительной договоренности Мелани не должна сопровождать их. Доктор Галлам хотел, чтобы девочка привыкла к новой обстановке, а с Мел согласился встретиться в кафетерии следующим утром, чтобы посвятить в результаты осмотра и кратко рассказать о методах лечения. Мел он разрешил захватить блокнот и магнитофон, но телевизионщикам присутствовать при встрече запретил. Официальное интервью будет позже. Мелани с радостью поехала в гостиницу, позвонила домой сообщить, что долетела хорошо, приняла душ и отправилась прогуляться. Погода стояла чудесная, в воздухе пахло весной, но мысли то и дело возвращались к Питеру Галламу. Ей не терпелось встретиться с ним.

Следующим утром она чуть свет вскочила с постели и помчалась во взятой напрокат машине на встречу с доктором.

Миновав бесконечный коридор, она остановилась перед двойными дверями и распахнула их. В ноздри ударил густой аромат свежесваренного кофе. Оглядев ярко освещенный зал больничного кафетерия, она удивилась, что в столь ранний час здесь так много народу. За столиками пили кофе или завтракали после смены сестры, стажеры, врачи. Были здесь и родственники пациентов, заглянувшие подкрепиться после бессонной ночи. Лица их были печальны. Одна женщина тихонько плакала, утирая глаза платком, а другая, помоложе, пыталась ее успокоить, хоть и сама едва сдерживала слезы. Мелани было странно видеть, как соседствует радость и веселая болтовня медсестер с печалью и горем.

Осмотревшись, она пыталась угадать, кто же из мужчин в белых халатах Питер Галлам. Они с серьезным видом обсуждали что-то за кофе, все среднего возраста, но почему-то ни один из них не показался ей похожим на того, каким она его себе представляла. Кроме того, никто из них не поднялся ей навстречу, хотя Питер бы ее узнал.

– Мисс Адамс?

Мелани вздрогнула от звука голоса, раздавшегося прямо за ее спиной, и резко развернулась на каблуках.

– Да?

Мужчина протянул сильную прохладную руку:

– Я Питер Галлам.

Отвечая на пожатие, она смотрела на этого седовласого мужчину с добрыми голубыми глазами и грустной улыбкой и удивлялась, насколько он оказался не похож на того, каким она его представляла. Высокого роста, подтянутый, широкоплечий, он буквально излучал силу и уверенность.

– Давно ждете?

– Нет, только что пришла.

Мелани пошла вслед за ним к столику, слегка раздосадованная из-за того, что немного растерялась. Она привыкла всегда быть в центре внимания, а сейчас чувствовала себя собачкой на поводке. Он буквально подавлял ее.

– Кофе?

– Да, с удовольствием.

Их взгляды встретились, и каждый задал себе вопрос, кем станет для него другой: другом или врагом, сторонником или противником, – но в данный момент их объединяла Патти Лу, и Мел не терпелось расспросить о ней.

– Молоко, сливки, сахар?

– Нет-нет, черный.

Она попыталась было присоединиться к нему, но он жестом остановил ее.

– Не беспокойтесь. Займите лучше столик.

Он улыбнулся, и она почему-то испытала странные ощущения, похожие на нежность. Через минуту он вернулся с подносом, на котором стояли две чашки кофе, апельсиновый сок и тарелка с тостами.