Ольга Типайлова - Кроме любви твоей. Любовь, пережившая 90-е

Ещё он капельку тревожился о том, чтобы никто не нарушил их «прогулку инкогнито». То есть, он был доволен, что их узнавали, но не желал, чтобы приставали с просьбами об автографах. Ему нравилось обожание на расстоянии.

У неё было узкое, нежное лицо с высокими скулами, тонким носом. Глаза светло-зелёные, чуть раскосые, колдовские, будто вечно смеющиеся. На Новый год он подарил ей серьги с изумрудами именно такого цвета, как её глаза. Она носила их, и камешки поблёскивали среди волн её длинных золотистых волос.

Её тело… достаточно сказать, что она бывшая фотомодель, а ныне актриса, и всё становится ясно.

Оба они были молоды, хороши собой и служили в одном театре. Оба имели за плечами по несколько ролей в кино. Он происходил из известной актёрской династии, а она «делала себя сама».

Через месяц, на годовщину их первого свидания, он намеревался сделать ей предложение.

– К Дворцовой? – спросил он.

– Очень оригинально! Хотя вообще-то, куда угодно, лишь бы не к театру. У нас сегодня выходной!

– А ты часто бывала на Дворцовой площади в тёмное время суток, да ещё и в снегопад? Да я таких фотографий наделаю – тебе понравится.

Он считал себя хорошим фотографом, это было его хобби. Вот и теперь, дойдя по заснеженной улице до площади, он поднял к лицу камеру – навороченный цифровой «Кэнон» – и принялся щёлкать. Наводил объектив и на свою прекрасную спутницу. В её волосах, на широком меховом воротнике мерцали снежинки. Она чарующе улыбалась, поворачивала голову, даря камере разнообразие ракурсов, прикасалась к локонам своими тонкими пальцами, посылала камере воздушные поцелуи. В какой-то момент ей это надоело, и она сказала:

– Олег, пойдём к машине, а? Мне уже немножко холодно.

Её лицо изменило выражение так быстро, что всё предыдущее очарование враз утратило подлинность. Радость, которой светились глаза девушки, когда она позировала, оказалась напускной, профессиональной. Теперь её лицо не выражало ничего, было, как чистый лист бумаги, с которого стёрли рисунок. Только обращённая в себя задумчивость. Эта метаморфоза смутила бы кого угодно, только не фотографа: он и сам так умел. Изображать эмоции, создавать видимость, притом натурально, – такова была их профессия.

Олег спрятал фотоаппарат в чехольчик, и они зашагали к Адмиралтейскому проспекту, переговариваясь о разных мелочах.

На глаза им попались двое военных, которые шли вдоль торца Главного Штаба и привлекали к себе внимание неуклюжей, бестолковой медлительностью. К тому же, один поддерживал другого.

– О! Господа офицеры! – насмешливо прокомментировал Олег.

Его спутница не ответила, а он решил развить тему:

– До 23-го ещё сутки, а они уже отмечают. Люб, знаешь анекдот: «Лейтенант Сидоров, хотите получить старшего лейтенанта?» – «Так точно!» – «Тогда вот вам документы, пойдите в вытрезвитель и получите старшего лейтенанта Иванова!»

Олег, смеясь, взглянул на Любу и увидел, что её лицо совершенно серьёзно, что всё её внимание сосредоточено на двоих мужчинах, которые тем временем остановились у гранитной ограды Александровского сада. Тот, который помогал сослуживцу идти, сказал что-то, держа товарища за плечи, и побежал прочь вдоль покрытых снегом машин. Второй, оставшись без поддержки, через пару секунд сел на гранитный цоколь, а потом и вовсе лёг на бок.

Олега распирало пошутить ещё, он с трагической ноткой в голосе продекламировал:

– Чёрный вечер. Белый снег. Ветер, ветер! На ногах не стоит человек…

Но Люба неожиданно отпустила его руку и быстро подошла к лежавшему на снегу мужчине.

– Люба, ты что?! Отойди от этого алкаша!

Но девушка, не оборачиваясь, сделала жест ладонью, чтобы Олег не приближался и чтобы замолчал. Оторопевший парень повиновался. А она склонилась над офицером, всмотрелась в его лицо. Покачала головой, не веря, но принимая невероятное. Она несмело протянула руку и провела ладонью по его щеке. Щека была горячая и мокрая от растаявших снежинок, а лицо бледное, с пересохшими, неестественно красными губами, сдвинутыми бровями. Глаза беспокойно двигались под сомкнутыми веками. Люба всё поняла и смотрела на него со страхом, не решаясь что-либо сказать, и желая, и боясь его разбудить. Тут он сам открыл глаза. Поблуждав по ночному небу, его взгляд наконец остановился на девушке. Он посмотрел на неё, и его лицо вдруг преобразилось: выражение муки уступило место облегчению и нежности.

– Любушка! Виноградинка! – проговорил он и снова закрыл глаза, забывая о ней, возвращаясь в свой морок.

Девушка ахнула и резко попятилась, будто он не сказал ласковое слово, а достал из-за пазухи пистолет, и села на тротуар – под ноги подскочившему к ней Олегу. Прежде чем он успел что-то сказать, свет фар выхватил всех троих из сумрака, и у тротуара со скрипом затормозила машина, накинув на бордюр грязного снега из-под колёс. Вся она была в снегу, кроме наспех расчищенного лобового стекла и зеркал заднего вида. С водительского сиденья выскочил второй офицер, обежал капот и распахнул дверцу пассажирского места. На ходу бросил Любе:

– Всё нормально, девушка, спасибо!

И кинулся к своему товарищу, набросил его руку на своё плечо.

– Игорёк! Я вернулся. Надо вставать. Ну давай! Слышишь?! Вон машина.

Кряхтя, взвалил Озерова на себя, помог ему сделать два шага до раскрытой дверцы, усадил на сиденье.

– Вот так. Через пять минут будет тебе врач. Слышишь? Врач!

– Товарищ майор! – Люба схватила его за рукав.

Сапожников торопился, он хотел отмахнуться от неё. Но их взгляды встретились, и он не смог отмахнуться: несмотря на волнение и спешку, он на миг залюбовался девушкой.

– Скажите, пожалуйста, что с ним?! – спросила она.

– Не знаю. Температура подскочила. Извините, надо ехать.

Он захлопнул дверцу и пошёл к водительскому месту, а девушка – за ним.

– Простите, товарищ майор!

Сапожников уселся за руль и глянул на неё: мол, что? Она порылась в своей сумочке, извлекла визитницу и протянула ему одну из карточек.

– Вот, будьте добры, передайте её Игрою. Скажите, что от Любови. Это не моя карточка – моего агента, но он знает, как со мной связаться.

Сапожников понял, что это не просто сердобольная прохожая, а знакомая Озерова, и взял карточку. Кивнул, ещё раз взглянул на красавицу, увидел её неподдельное беспокойство. Потом он помчал свою машину к ближайшей ведомственной поликлинике, где на прошлой неделе Озеров проходил медкомиссию и был признан «практически здоровым».

– Ну и кто это был?! – взвизгнул Олег.

Люба не смотрела на него, она провожала глазами машину, увозившую Игоря, и ей отчаянно хотелось тоже быть в той машине. Минутная встреча потрясла её. Из настоящего, реального, Люба перенеслась в прошлое, в свои воспоминания. Она узнала Игоря, конечно, хотя он сильно изменился. А она сама? Ей двадцать девять, скоро юбилей… А тогда было восемнадцать. Как он сказал – «виноградинка»? «Виноградинка». Помнит, значит, вояка! Кстати, уже целый подполковник!.. Заболел он. Господи, что с ним?