Татьяна Донская - Чёрное сердце Фейгана

После второй чашки чая и трёх съеденных второпях рогаликов на Дану вдруг навалилась такая усталость, что лень было пошевелить даже пальцем, не то что чашку поставить на стол. Соскальзывая в объятия сна, девушка почувствовала, как старушка с трудом вынула из её накрепко сжатых пальцев чашку и осторожно похлопала её по руке, приговаривая: «Вот так-то лучше!»

«И правда – лучше, не надо ни о чём просить», – эта мысль стала последней, прежде чем девушка погрузилась в крепкий сон.

Очнулась Дана в старой телеге, которая, мерно покачиваясь и тихонько поскрипывая, неторопливо тащилась по ухабистой дороге. Собственно говоря, от одного из сильных толчков девушка и пробудилась. Попыталась было приподнять голову или пошевелить руками, но ничего не вышло, она совсем не чувствовала своего тела.

И тут мозг пронзила ужасная мысль: «Я умерла? Почему я не могу пошевелиться?». Но очень захотелось пить, и девушка, здраво рассудив, что мёртвых жажда не мучает, решила, что всё-таки жива. Только где она и во что опять вляпалась?

Из горла Даны, которое саднило так, будто в него насыпали раскалённого песка, вырвался глухой стон. Услышав это, к ней подсела незнакомая девушка и тихо спросила:

– Очнулась? Хорошо, а то от тебя уже хотели избавиться, чтобы место не занимала.

– Пить, – хрипло простонала Дана.

– Сейчас, потерпи, – девушка стремительно исчезла из виду, но через пару мгновений снова была рядом, прислонив к её её губам флягу с прохладной водой. – Вот – пей!

Дана жадно глотала спасительную жидкость, пока не почувствовала, что утолила жажду, и ей стало немного легче. Чуть слышно прошептала непослушным языком:

– Где я? Не чувствую ни рук, ни ног. Что со мной?

– Известно что. Опоили тебя сонным зельем. Каким только – не знаю. Скоро пройдёт, потерпи немного. А ты там же, где и я, на Арденском тракте.

– А к-куда мы едем?

– На невольничий рынок в Ай-Сун.

– Куда? Зачем?

– Ты что – маленькая, не знаешь? Или тебя так сильно приложили головой, что она перестала соображать?

От возмущения Дана даже стала чётче говорить:

– Какой невольничий рынок? Как? Что за… А где старушка? Да что происходит?

Девушка подняла на Дану недоумённый взгляд и принялась пристально её рассматривать. Надо было как-то спасать ситуацию, и Дана сказала первое, что пришло ей на ум, но и не сильно отличалось от правды.

– Я – не местная! Тут у вас ещё ничего не знаю.

– Откуда же ты, если никогда не слыхала о невольничьем рынке в Ай-Суне?

– Я – оттуда! – из-за невозможности двигать неподвластными ей руками Дана неопределённо дёрнула подбородком куда-то вправо.

– Из самого Бершиха? – глаза новой знакомой округлились от удивления.

– Эээ, да, – Дана прочистила горло и сделала попытку кивнуть головой, – оттуда.

– А правда, что Зайши, вождь грокхов, ест на завтрак младенцев? – девица склонилась почти к самому лицу Даны и затаила дыхание.

– Я не имела чести присутствовать ни на его завтраке, ни на обеде, ни на ужине, – Дане вдруг отчего-то очень сильно захотелось заступиться за неведомого Зайши, – но, думаю, что всё это враньё! В Бершихе давно бы закончились жители, будь это правдой.

А про себя подумала, что понятия не имеет ни о том, где этот Берших, ни о том, чем там питаются. А ещё, что люди во всех мирах одинаковы: чем нелепее слухи, тем охотнее они в них верят.

Попутчица всё не унималась, было видно, что ей очень хочется больше узнать о тех местах, из которых якобы приехала Дана.

– А какие они, грокхи? Говорят, жестокие и безобразные! Как вы жили среди них?

Где-то Дана уже слышала слово «грокхи», но никак не могла вспомнить, о чём или о ком идёт речь. Ответить ей было нечего, а врать ужасно не хотелось, поэтому она поторопилась свернуть разговор в более безопасное русло:

– Прости, я мало знаю. Жила с дедушкой в лесу, пока он не умер. Нас никто не трогал и не обижал. Правда, из леса я никогда не выбиралась. А дедушка изредка ездил на ярмарку в ближайшее поселение, но почти ничего мне не рассказывал. После его смерти мне впервые пришлось покинуть родные места, чтобы разыскать родственников, двоюродную племянницу деда. Но, когда я приехала, от её дома осталось только пепелище. Вся семья сгорела. Последнее, что я помню, как меня приютила добрая старушка и напоила чаем.

– Ага, это, наверное, та «милая» женщина, что сдала тебя работорговцам! Подлила тебе чего-то в чаёк, пока ты по родственникам убивалась и притащила на тележке, как мешок с мусором. Тебя не очень-то и брать хотели, думали – не оклемаешься. Совсем мало денег ей заплатили.

– Ты сейчас серьёзно?

– Серьёзнее некуда!

– Как же так можно с живым человеком?

– Так дохлые работорговцам не нужны.

– Я не о том. За что она так со мной?

– Да ни за что. Просто ты чужачка.. Тебя не жалко. У тебя нет никого из родных, никто не хватится, вот и смекнула бабуля, что можно деньжат подзаработать.

– Какой ужас! И что теперь?

– Не знаю, думаешь меня каждый день в рабство продают? – новая знакомая шмыгнула носом.

– Только не вздумай кричать, плакать и биться в истерике, а то будет как с этой, – она кивнула головой в угол телеги. Там, словно приколоченная к бортам, с раскинутыми в стороны руками и ровной, как палка спиной сидела девушка. Лицо её напоминало маску, настолько неживым оно казалось.

Из полуоткрытого рта струйкой стекала слюна, а глаза были стеклянными. На ухабах телегу подбрасывало, но выражение лица девушки не менялось, как будто она вообще ничего не чувствовала, не видела и не слышала.

– Что с ней?

– Кричала сильно – наложили заклятие, теперь сидит как каменная, ни на что не реагирует.

Дане тут же стало зябко, и она решила, что ни за что не станет кричать и устраивать истерики. Чтобы выбраться отсюда, ей нужны здравый ум и крепкий рассудок.

– А ты как сюда попала? – Дана перевела взгляд на свою словоохотливую попутчицу.

– Тётка продала.

– Родная?

– Да.

– За что она так с тобой?

– Ей не нужен лишний рот. Понимаешь, я хромаю, и она отчаялась уже выдать меня замуж.

– Ты могла бы помогать ей по дому.

– У неё куча невесток, которыми можно пользоваться как бесплатной рабочей силой. А я – обуза! Не нужна я ей.

– Всё равно, очень жестоко так поступать с родным человеком!

– Мне и самой это всё совсем не нравится, но что я могу сделать? – грустно вздохнула попутчица и украдкой смахнула слезу. – Остаётся надеяться, что новые хозяева будут не слишком жестокими.

Девушка всхлипнула и надолго замолчала, уставившись невидящим взглядом в пространство перед собой. Видимо, что-то вспоминала или переживала о том, как с ней поступили родные.