Варвара Оськина - Бумеранги. Часть 1

Тем временем прохладная рука мужа уверенно взяла её за острый подбородок, вынудив посмотреть прямо перед собой. В зеркальном отражении, рядом с её собственным, показалось треугольное лицо Джеймса. Такое же блёкло-снежное, в рисунках веснушек на скулах и обрамлении рыжих волос. Они были похожи почти как брат и сестра. Люди говорили – на счастье, но вышло отчего-то иначе.

– Дорогая моя Джиллиан, скажи… – голос едва шелестел, и она была вынуждена прислушиваться к каждому неровному вздоху. – Могу ли я, вернувшись из очередной месячной командировки, надеяться провести вечер с любимой женой? Могу ли я, устав как собака, прийти домой и найти там горячий ужин?

– Не надо…

– Молчать!

Приказ был отдан неожиданным криком, ослушаться которого Джиллиан не смогла и инстинктивно сжалась. Военный до последнего атома в теле, муж знал всё о том, как подчинить, но ни разу до этого дня не использовал свою власть на ней. Так неужели он тоже что-то почувствовал? Увидел… И теперь скрывал за широкой улыбкой и воскресным барбекю натянувшуюся струну брака, пока столь привычно сдерживаемые эмоции не прорвались наружу.

Но тут Джеймс провёл длинным острым носом вдоль напряжённой линии женской шеи, где под слоем тонального средства всё равно темнели осточертевшие веснушки, с шумом вдохнул аромат жены, и золотистые завитки у бледной кожи щекотно колыхнулись. Рыжие волосы мужа, что в отличие от пышной копны Джил были всегда столь раздражающе идеально уложены, мазнули по щеке, когда Джим опёрся подбородком на узкое, слишком конопатое, по его мнению, плечо. Спину неприятно царапнуло нашивками с кителя.

– Я вошёл в двери своего дома час назад. Шестьдесят минут, как нахожусь подле тебя, и ты даже не подумала спросить… Дьявол, Джиллиан! Нельзя же быть настолько бездушной сукой?

– Я… я… – Она быстро заморгала, а руки дрогнули, отчего в раковину полетели стеклянные баночки с кремами.

Неожиданно стало обидно, но вряд ли Джил могла бы сказать почему – от собственной вины или от слишком неожиданной грубости. Ведь одно дело слышать, как тебя называли завистники и конкуренты. Даже плюющихся ядом коллег можно было простить. Вряд ли понять, но уж простить-то точно, потому что в работе она слишком часто ходила за гранью любых моралей и норм. Но Джим… Господи, они же знали друг друга с детства! Он – старший товарищ, лучший друг, надёжная опора, тот самый железобетонный тыл, первая любовь и единственный мужчина… Спокойный, серьёзный, немного замкнутый и холодный, но всегда – всегда! – совершенно предсказуемый. Сын партнёров родителей, идеологически выверенный брак. Их поженили едва ли не в тот момент, когда Джиллиан сделала первый шаг под внимательным взглядом голубых, точно ледник, глаз О’Конноли. И никто из них даже не думал, что может быть как-то иначе. Но теперь всё катилось куда-то не туда.

Она повернулась и впервые за очень долгое время всмотрелась в лицо мужа, где в этот раз обычно почти прозрачные, рыжеватые ресницы казались неожиданно тёмными. Джеймс будто побледнел ещё больше и немного осунулся. Впрочем, чего ждать от человека, только сошедшего с рейса? Сколько же его не было дома? Недели три? Нет… больше месяца. Ещё опадали последние лоскуты осени, устилая задний двор ровным потоком из жёлтых листьев. Джим всё собирался их убрать, да так и не успел до отъезда.

Со вздохом Джил машинально, как делала все эти годы, пробежалась пальчиками по нашивкам, а затем поражённо замерла. Руки вернулись и снова взметнулись вверх, оцарапав подушечки об острые края звёздочек. Их было две, она точно знала. Уж это миссис О’Конноли помнила лучше, чем брачную ночь. Едва ли не последнюю, когда они ещё любили друг друга. «Господи, Джим, в какой момент я ошиблась?» Острый ноготок очертил контур третьей звезды.

– Заметила, наконец. – Муж прикрыл глаза и грустно усмехнулся.

– Прости меня! Боже… – Почувствовав себя последней дрянью, Джиллиан лихорадочно поцеловала плотно сжатые бесцветные губы и снова уставилась на выстроенные в ряд звёзды. – Как я могла пропустить? Господи! Когда… Когда это случилось? Ты ничего не говорил, мы же недавно созванивались. И даже не намекнул…

– Две недели назад. – Джеймс наклонился к зеркалу, пригладил растрепавшиеся тонкие пряди и немного горделиво одёрнул манжеты. Он казался слишком спокойным… – Но плевать. Хотел отметить сегодня с тобой, думал, чем не повод… Ах, хотя забудь. Тебе никогда не было дела.

– Неправда!

– Да неужели?

Повисло молчание. Муж явно давал время придумать какое-нибудь оправдание невнимательности, но Джил не могла. Лжи накопилось слишком много, чтобы вместить в их отношения ещё хоть что-то.

– Я постараюсь вернуться пораньше, – наконец произнесла она, пока бездумно крутила пуговицу кителя, чувствуя неумолимо наползающее отчаяние. Это провал. Невероятно жестокий провал. Да, она могла бесконечно перемалывать в себе сомнения, но её поведение оскорбительно!

– Зачем тебе вообще уезжать? – Пальцы мужа неожиданно накрыли тонкую руку и остановили нервное движение. Один шаг, и вот он уже прижал Джиллиан к раковине, а холодный кафель столешницы неприятно заколол кожу. – Вечер пятницы. Неужели твои проклятые сенаторы, секретари сенаторов и секретари секретарей не обойдутся без тебя?

– Дело не во мне! – Джил попыталась вывернуться из объятий, почувствовав, как неумолимо пускал корни конфликт. За последний год тот был далеко не первый, но сегодня всё случилось совсем уж не вовремя. И это только её вина. – Я должна ходить и слушать их бесконечные хвалебные оды друг другу. Часть моей работы…

– Работа! – Джеймс фыркнул и резко оттолкнулся, отступив назад. – Может быть, хватит, Джиллиан? До каких пор будет продолжаться твой беспросветный эгоизм?

– О чём ты?

Видит бог, она не собиралась ругаться, но муж даже не захотел слушать.

– Десять лет я терплю это всё. – Он очертил абстрактный круг, в который наверняка заключил постоянные авралы, поездки и нервные срывы. Миллионы отговорок, звонков посреди ночи и бесконечных сообщений от коллег. Забытые праздники и, в последнее время, очевидную холодность. Жена из Джиллиан и правда вышла не очень. Тем временем Джеймс продолжил: – Дал время выучиться. Терпел твой бесконечный Йель с его отвратительными продуваемыми общежитиями и занудными маразматиками. Я-то надеялся, мы избавимся от них с переездом. Какое там! Из года в год они только множатся. Сколько ты прыгала вокруг них обезьянкой, пока те нудели восторги? А я, между прочим, зарабатывал нам на жизнь.

– Если тебя что-то не устраивало, почему молчал? Почему не сказал сразу?

– Почему не сказал?! – по ванной комнате эхом прокатился злой смешок. – Вот только не делай вид, что не понимаешь…