Маргарита Дюжева - (Не) мой папа

– Вечер добрый! – здороваюсь с воспитательницей и раскрываю объятия сыну, который тут же вскакивает и сломя голову бежит ко мне. – Как он сегодня?

– Все хорошо. Поел, поспал, погулял.

– И даже не хулиганил?

– Нет, – устало улыбается она, – золотой ребенок.

Ее бы слова да моей жене в голову вложить.

– Слышишь, Серый? Ты, оказывается, у меня золотой ребенок.

Воспитательница хмурится и выносит из спальни папку.

– Мы сегодня рисунки на Новый год готовили. Вот смотрите, – протягивает мне шедевр сына.

Там в центре изображена кривая елочка. С одной стороны не менее кривой человечек, держащий за руку кривого ребенка, а с другой – нечто непонятное серо-черное.

– Ммм… – пытаюсь что-то сказать, но мои познания в диагностике детского творчества весьма скромны, – концептуально. Это Дед Мороз такой?

– Это мама, – как ни в чем не бывало поясняет Сережа, вываливая из ящика скомканную одежду.

Ольга Алексеевна вопросительно смотрит на меня, и мне остается только разводить руками.

– Я художник, я так вижу, да, сын? – криво шучу, пытаясь за шуткой спрятать свое напряжение.

– Да, – сосредоточенно пыхтит он, натягивая на себя свитер.

– Вы знаете, – аккуратно начинает Ольга Алексеевна, – у нас в саду очень хороший психолог. Занятия бесплатные. Если хотите, я могу узнать расписание.

– Спасибо. Я подумаю.

Мне неудобно, даже немного стыдно. Не за сына, а за то, что у него такая мать, которую иначе как черным и не нарисуешь. Воспитательница кивает и, пожелав хорошего дня, уходит в группу к единственной оставшейся девочке.

– Ну что, художник? Давай собираться. Пора домой.

Я помогаю ему справиться с молнией на куртке, повязываю шарф, и мы за руку выходим из раздевалки. Он что-то болтает, а я отвечаю невпопад, потому что мысли заняты Женей.

Как у нее дела? Как сложилась жизнь? Я ведь ничего о ней не знаю. Как ушел тогда, так и запретил себе приближаться, узнавать подробности. Обрубил под корень, не оставив даже зацепок.

Так было надо. И от этого тошно.

Ловлю себя на мысли, что хочу ее дождаться и поговорить. Неважно о чем, неважно как. Пусть хоть пошлет на три буквы, лишь бы рядом была. Хоть чуть-чуть.

– Пап, ты чего? – спрашивает Сережа, когда я зависаю, всматриваясь в окна детского сада, мечтая хоть мельком увидеть знакомый силуэт.

Как сопляк, ей богу. Дело сделано, обратной дороги нет.

– Все хорошо. Просто садом твоим залюбовался. Красивый очень. Как думаешь?

Сын всегда воспринимает все мои слова за чистую монету, поэтому одобрительно кивает и устраивается в кресле. Я его пристегиваю, сажусь за руль и поспешно уезжаю подальше от соблазна, хотя отчаянно тянет назад.

Только дома мне удается кое-как переключиться с мыслей о Жене, которые прожигают в груди дыру. Повод для такого переключения весьма прозаический. Жрать нечего. Вот так, полный холодильник продуктов, а жрать нечего! Она снова ничего не приготовила! Конечно, блин, с такими-то ногтями!

Я радуюсь тому, что Серый Волчок поужинал в саду, и ставлю на плиту кастрюлю, чтобы сварить макароны. На хрена я все это покупаю, если ей лень даже картошку почистить и сделать банальное пюре? Я же не требую пирогов и ватрушек, но элементарное можно приготовить? Зато все мандарины спорола, хотя я их для сына покупал.

Градус бешенства повышается настолько, что мне хочется громить все, что попадется по руку, но нельзя. Я же приличный бать. Спокойный, собранный, не матерюсь и всеми силами стараюсь подавать хороший пример.

Чтобы хоть как-то успокоиться, хватаюсь за телефон и лезу в социальные сети. Мне хочется увидеть Женю. После нашей сегодняшней встречи у меня в груди разлад, даже дышать больно. Мне нужно хоть мельком, хоть краем глаза увидеть, как она живет.

Только это невозможно. Все ее странички оказываются закрытыми, и вряд ли она меня добавит в друзья, если попрошусь – скорее, будет пожизненный бан. Я откладываю телефон в сторону, потому что желание пообщаться с ней становится просто непреодолимым.

– Пап, пойдем смотреть спокойку, – прибегает Сережа и вытягивает меня из тяжелых мыслей.

Я смотрю на него, понимая, что никогда бы не смог поступить иначе. Я все сделал тогда правильно, а то, что за ребрами до сих пор болит и в груди расползается пустота – это мелочи. Переживу как-нибудь.

***

Танька приходит, когда на часах уже почти одиннадцать. Не торопясь, раздевается в прихожей, вертится перед зеркалом и мурлыкает себе под нос песню. Такая довольная и счастливая, что я закипаю. Ей вообще ни хера не надо? Даже не позвонила, чтобы узнать, как сын, забрал ли я его, все ли в порядке.

– Смотри, какая красота, – сует мне под нос пальцы с кроваво-красными ногтями, – я сегодня женщина-вамп.

– А мне кажется, что сегодня ты охренела. Впрочем, как и всегда.

– Что опять не так? – она тут же куксится, прячет свой маникюр и недовольно поджимает губы.

– Ты считаешь, что это нормально – взять и свалить, в последний момент сообщив мне, что не можешь забрать ребенка из сада?

– Дорогой, ну не ворчи. Это было единственное свободное время перед Новым годом. Что я должна была сделать? Пропустить? И остаться с некрасивыми ногтями на праздник?

– Да, Тань! Именно так. Пропустить. Забить на маникюры-педикюры и вспомнить о том, что ты – мать!

Он морщится так, будто я ее обозвал нецензурным словом:

– Я не понимаю, в чем проблема. Сходила, сделала. Теперь у меня ухоженные руки, которые не стыдно показать людям, – ее голос дрожит от искреннего гнева. Она реально не догоняет, почему я на нее наезжаю. – Ты успел? Забрал его?

– Представляешь, успел. Отменил последнюю встречу и как сайгак побежал в детский сад.

– И что тебя не устраивает? Все всё успели.

– Да, успели. Пришли домой, а есть нечего. Ты не работаешь, сидишь дома, так какого хрена я должен приходить вечером и готовить?

– Пфф, а доставками-то пользоваться не учили? – она разводит руками. – Открываешь приложение, выбираешь что хочешь и заказываешь. Три минуты и никаких проблем.

– Тань, ты охренела. Просто охренела.

– А ты хочешь, чтобы я превратилась в неухоженную свинью, которая только и может, что сопли подтирать, сюсюкаться да жрать готовить!

– Не ори, он уже спит, – цежу сквозь зубы.

Мне до чертиков надоели наши скандалы, уже тошнит.

– Да плевать. Что теперь, сидеть тише воды ниже травы и бояться чихнуть?

Я хватаю ее под руку и тащу в кухню подальше от Сережкиной комнаты.

– Пусти меня, Орлов! – она вырывается и толкает меня в грудь. – Что ты себе позволяешь?!

– У меня к тебе тот же вопрос. Ты себя ведешь как сука, которой ни до чего нет дела. Либо шляешься, либо на диване кверху жопой лежишь и ролики смотришь. Оглянись: дома развал, ни хрена не сделано!